Война в толпе

Центр города был застроен в 1955 г. в господствовавшем тогда архитектурном стиле сталинского ампира. Четырехугольник: гостиница, штаб полигона, универмаг, дом офицеров. Вокруг пятиэтажки. За площадью был разбит парк имени 30-летия Победы. Заросли тугаев и камыша, проросшего сквозь асфальтированные дорожки. Там даже пить было противно. В районе, где проживала генералея, парк с березами и соснами. Еще один шикарный парк, даже с травой, имелся в госпитале. Как-то на нашу площадку шефы-днепропетровцы вместе с ракетами привезли вагон чернозема для благоустройства. Додумались. Прапорщики мешками растаскали по огородам.

На площади проводились парады и демонстрации. Вы когда-нибудь видели парад боевых частей? Командование полигона не могло собрать состав парадных расчетов с полигона и доверяло подготовку командирам частей, те передоверяли зам. командиров. Готовить парады было их основной обязанностью. Состав парадных расчетов менялся каждый день. Нужно было набрать коробку из ста офицеров, свободных от службы. Тех не хватало, поэтому одевали на прапорщиков капитанские и майорские формы. Так же размеры плацев в частях не совпадали.

Вся эта банда 5 ноября появлялась в Ленинске на генеральную репетицию. Поглядеть на это несусветное зрелище собирался и стар и млад. Описать увиденное невозможно. Над городом стоял мегафонный мат. Каждый командир вел свою коробку. Я возил знамя части в машине, командир доверял мне, чтобы не украли ордена. Распускать на обед боялись. Рядом находились магазины. Как-то совершили такую ошибку и половина перепилась, а другая половина разбежалась. Часов через пять неустанного труда очередность уже не путалась. Шли нестройными рядами, под барабан, некоторые не в ногу. Всех тешило, когда шли офицеры военно-строительных частей, немытые локоны из-под засаленных фуражек лежали на воротниках шинелей.

— Вы бы хоть раз в году постриглись.

Оркестром руководил майор, дослужившийся до старшего лейтенанта. Он был выпускником дирижерского факультета, даже писал какую-то увертюру, но, будучи непонятым, москвич спился. Все относились к нему с сочувствием, не дать человеку опохмелиться считалось на полигоне страшным грехом. Утром на разводе сердобольный командир, видя мучения некоторых, цедил сквозь зубы:

— Пойди к начальнику тыла!

Или:

— Пусть Кожанов тебя примет.

А бедному дирижеру похмелится не давали дня три перед парадом. По сторонам с подозрительным видом, что бы не подносили, стояли два политработника. На парад все брали с собой спиртное во флягах. В ожидании прохождения над толпой стоял сигаретный дым и винный дух. Дирижер в куцей шинельке, синий, трясущийся, но не от холода, выглядел жалобно. Из толпы доносились сочувственные голоса:

— Пашка, сыграй им, сукам.

Пашка дирижировал, не обращая внимания на происходящее. Доведенный до его сведения сценарий неизменно нарушался так, что моряки шли под «Все выше, и выше, и выше…», а летчики под «Гибель варяга».

После парада начинали двигаться демонстранты. Предприятия ракетного комплекса, чтобы ввести империалистов в заблуждение, были замаскированы под «народно-хозяйственные», молокозавод, кирпичный завод, льнокомбинат. Несли плакаты с соответствующими призывами, все знали друг друга, поэтому угорали со смеха. При прохождении «военторг» напивался в дымину, некоторых тащили под руки. В ожидании очереди все пили. Военторг еще нагло закусывал дефицитными колбасами, вызывая всеобщую ненависть и презрение трудящихся. Народ пил за очередную годовщину советской власти, поэтому замполиты их не трогали, боялись нарваться на грубость. Бывшие на параде первым делом спешили присоединиться к семьям и пройти еще раз. Никакого принуждения не было, каждый хотел повстречаться со знакомыми «весело провести время». Самое смешное, что на трибунах стояли такие же сизоносые. Только от них шел легкий коньячный дух.

То же самое наблюдалось и на выборах. Тогда власть относилась к ним серьезно. Как-то в нашем доме потекла труба, бабы залупились:

— Не пойдем на выборы.