Война в тылу врага

Мы прошли не более трехсот метров, когда красноармейцы заявили, что эта местность им знакома и что здесь неподалеку находятся их окопы. Бойцы направились вперед разведать. Я с остальными людьми остался на месте. Минуты через две впереди затрещало сразу с полдюжины пулеметов. Промокшие до пояса мои автоматчики и партизаны повалились на мягкую низменную почву, из которой выступала вода. Немцы открыли ответный огонь. Но поток пуль проходил высоко над нами, так как мы лежали в низменности, а передовые позиции обеих сторон, отстоящих друг от друга примерно на километр, проходили по возвышенностям. Была, однако, большая опасность обстрела нас с той и другой стороны из минометов. Но огонь с нашей стороны вдруг начал затихать, Скоро вернулся один из красноармейцев и передал, что нам дано пятнадцать минут срока па выход за нашу линию окопов. Приказано было принять еще несколько правее.

Через десять минут линия окопов осталась позади. Впереди был Ласицк — освобожденная советская земля. Глубокое волнение охватило нас в эти счастливые минуты, и тут же как-то сразу почувствовалась страшная усталость. Ноги отказывались итти, страшно хотелось спать…

Какие преграды нужно еще перейти, чтобы в жизненном пути уж больше никогда не встретить линии вражеских окопов?!

Последнюю неделю я очень часто беспокоился за благополучный переход фронта, теперь и он остался позади ненужным эпизодом.

Манящим, воодушевляющим рубежом казалось окончание войны и достижение победы. Сколько еще дней и часов надо до них итти военным шагом?

Линию фронта мы перешли на участке полка, которым командовал полковник Илларион Васильевич Новицкий. Наша встреча произошла в день пасхи. Новицкий рассказал мне, что местный священник просил принять для раненых бойцов куличи и яички, собранные среди верующих. Полковник спрашивал у меня совета, как поступить. Я посоветовал Иллариону Васильевичу не отказываться от добра и не оскорблять патриотических чувств служителя церкви.

По приказанию командира полка нам отвели квартиру и протопили баню, чтобы помыться после тяжелой дороги. Мы вымылись, но отдыхать нам не пришлось. Помощник командира полка по разведке, в порядке предосторожности, решил нас обезоружить. Было предложено моим автоматчикам сдать оружие до выяснения о нас вопроса в разведотделе дивизии. Мои автоматчики было насторожились, попытались занять оборону в отведенной нам хате. Но у меня не было сомнения в том, что мы находимся среди своих. Я предложил своим бойцам подчиниться, но при одном условии, что мне предварительно будет предоставлено право переговорить по телефону со штабом дивизии.

Мне это организовали, и люди передали автоматы, а через полчаса из штаба дивизии приказали вернуть нам все оружие и сопроводить в штаб дивизии.

Штаб армии стоял в местечке Домбровицы.

До штаба мы добрались на третий день. Нам отвели хорошую отдельную квартиру и предложили денек-другой передохнуть. Но Домбровицы каждую ночь подвергались бомбежке с немецких самолетов, и у ребят не было большого желания отдыхать здесь. На квартире меня навестил командующий шестьдесят четвертой армией тов. Белов в сопровождении члена военного совета Дубровского и начальника разведки Кононенко.

Около трех часов командующий расспрашивал меня о положении в тылу врага. Наша беседа прошла тепло и дружески. Прощаясь, генерал попросил меня сделать небольшой доклад работникам политотдела армии, а для дальнейшего пути предложил воспользоваться одним из самолетов, имевшихся при штабе армии. Мне жалко было расставаться со своими автоматчиками, но и не хотелось обидеть отказом командарма, и я согласился.

Распрощавшись с хлопцами, я уселся на «У-2». Полетели, но, к моему удовольствию, погода быстро испортилась, и пилот вернулся на свой прифронтовой аэродром. Мы снова приземлились в Домбровицах. Я попросил у Кононенко трехтонку, и мы двинулись все вместе. Прифронтовая изрытая траншеями земля. По сторонам дороги тут и там воронки от авиабомб и снарядов, полуразрушенные и полупустые деревни. Но уцелевшие мирные граждане приступили к мирному труду, и по тому, как они работали, можно было заключить, что противник сюда уже больше не вернется.

Мы подъехали к городу Сарны, здесь, в нескольких десятках километров от передовой, бесперебойно действовал железнодорожный узел. Фашистские бомбовозы каждую ночь сбрасывали здесь сотни тяжелых бомб, но поезда двигались непрерывно.

Люди в форме железнодорожников появлялись точно из-под земли и приводили в движение многочисленные составы прифронтовых вагонов и платформ. Стены вагонов были испещрены пулями и осколками снарядов. Многие вагоны опалены огнем рядом бушевавших пожарищ. В большом четырехосном пульмане, в котором разместились мы, отпустив автомашину, в двух углах зияли прожженные отверстия. Но самый вагон был еще крепок и устойчив. Он выпущен во время войны. И, может быть, его гасили тогда, когда он доверху был загружен снарядами. Но его спасли, он требовал только незначительного ремонта, спасли и то, без чего не мог жить фронт.