Война в XXI веке

Хомский неоднократно высказывал одобрение самой идее защиты прав человека во всём мире, однако он же указывал на её использование в качестве средства прикрытия истинных интересов и целей, которые могут быть у вторгающихся держав. Эти «просвещённые» государства, по мнению Хомского, действуют вопреки Уставу ООН и в нарушение постановлений и комментариев, которые появляются на мировых саммитах[343]. Результатом становится создание системы гуманитарного империализма (термин Жана Брикмона[344]). Причём обращение к гуманитарным основаниям для подтверждения права на вторжение, по словам Хомского, отнюдь не изобретение последних десятилетий. Именно так оправдывали свои действия Япония при оккупации Манчьжурии, Италия при нападении на Эфиопию, Германия при аннексии Судетской области. Все они якобы должны были защитить тысячи людей от агрессивного национализма и рабства[345]. Кроме того, Хомский обращает внимание и на явную диспропорцию в возможности апелляции к гуманитарным основаниям для оправдания военного вторжения. Так, в 1978–1979 гг. Вьетнам провёл интервенцию в соседнюю Кампучию, которая быстро закончилась захватом столицы страны, Пномпеня, и оккупацией значительной части территории Кампучии. Это, помимо прочего, позволило приостановить геноцид местного населения и политические репрессии, проводившиеся красными кхмерами. Однако действия Вьетнама были восприняты болезненно коммунистическим Китаем, который, в свою очередь, начал неудачную войну против южного соседа, но также США и Великобритании, которые ввели против Вьетнама санкции. То есть даже успешные действия по защите гражданских лиц и прекращению геноцида вызвали осуждение. Аналогично не была поддержана иранская мирная инициатива во время Боснийской войны, поскольку сам Иран воспринимался как преступный режим[346]. В этом Хомский видит исключительное право на принятие решения о гуманитарных вторжениях, которое страны запада резервируют за собой.

Часто в поддержку гуманитарных интервенций высказывается аргумент о невозможности бездействовать в ситуации, когда совершаются зверства, тысячи людей уничтожаются или изгоняются из мест своего проживания. Однако, по мнению Хомского, в этом случае предлагается ложный выбор из двух альтернатив: бездействие, т. е. попустительство гуманитарной катастрофе, или вмешательство и дальнейшая эскалация катастрофы. Эта дихотомия ошибочна, поскольку упускается из виду ещё одна, третья, альтернатива: смягчение катастрофы, например дипломатическим путём или конструктивной помощью. Защита прав человека действительно является важной задачей, стоящей перед человечеством. Но Хомский предлагает в этом сложном деле руководствоваться принципом Гиппократа «не навреди». Если соблюсти его не получается, «лучше не делайте ничего, по крайней мере это предпочтительнее, чем причинять вред – таков вывод, который в случае с Косовом заранее был признан “предсказуемым”, и предсказание полностью сбылось»[347]. Часто нам кажется, что нет иного выбора, кроме как применить военное насилие. Тем не менее правильнее для целей поддержания мира и безопасности искать невоенное, конструктивное решение.

Пэттисон зафиксировал значительный уровень недоверия к войнам по гуманитарным основаниям – общественное мнение настороженно относится к эффективности и качеству интервенций, к их политизации, когда они принимаются не на основании универсально работающего механизма одобрения и проведения интервенций, а на основании прагматических соображений конкретного правительства – однако замечает, что сейчас гораздо сложнее найти тех, кто последовательно и строго придерживается позиции невмешательства[348]. Риски, которые связаны с бездействием, или предложенным Хомским третьим путём поисков ненасильственного решения, чрезвычайно высоки. Показателен в этом отношении случай Руанды, когда недостаточно эффективные и оперативные действия международного сообщества привели к настоящей гуманитарной катастрофе и гибели почти миллиона человек. Возможность избежать подобных последствий делает, по мнению Пэттисона, гуманитарную интервенцию морально приемлемой[349].