Война в XXI веке

Джеймс Пэттисон, которого мы цитировали выше, написал книгу о гуманитарных интервенциях, где предложил свой вариант решения проблемы легитимации участия в войне, ставящей целью защиту прав человека. В его книге представлен довольно авторитетный и популярный взгляд западного интеллектуального и политического сообщества на гуманитарный интервенционизм, поэтому он заслуживает детального прояснения. Пэттисон с опорой на концепцию профессора философии Университета Дьюка Аллена Бьюкенена говорит о нормативной политической легитимации. Важно не то, легитимно ли конкретное действие политического субъекта, а то, является ли он в принципе легитимным, т. е. получает ли его власть моральное обоснование[335]. Фактически моральный статус субъекта гуманитарной интервенции наделяется ключевым значением; инициатор интервенции должен обладать специфическими качествами. В этом контексте вопрос о справедливой причине оказывается не столь принципиальным и признаётся по сути решённым – если морально достойный политический субъект заявляет о необходимости совершить интервенцию, он обретает моральное право на её проведение. Также ему вовсе не обязательно выполнять все требования теории справедливой войны, чтобы провести интервенцию – Пэттисон дистанцируется от категорического подхода, отстаивая право ограниченной легитимации. После этого не вызывает удивления, что гуманитарная интервенция может быть легитимной, хотя и нелегальной. На этом основании обоснованной кажется Пэттисону операция, проведённая НАТО против Югославии в 1999 г.

Что может укрепить легитимность интервента, кроме его готовности помочь населению чужой страны защитить себя и свои права? Пэттисон даёт подробный ответ, теоретическим ядром которого выступает консеквенциализм. В первую очередь – это необходимое и важнейшее условие – интервенция должна быть эффективной. Соответственно, и наибольшей легитимностью, т. е. обоснованным правом проводить интервенцию, будет тот, кто закончит её наиболее эффективным образом. К вопросу оценки эффективности Пэттисон подходит очень щепетильно, предлагая оценивать её сразу по трём уровням. Во-первых, необходимо понять, способен ли интервент преодолеть гуманитарный кризис, способствуя улучшению обстановки в стране, в которую он вторгается – это уровень локальной эффективности (local external effectiveness). Во-вторых, следует принять во внимание глобализированность современных конфликтов, о которой говорилось в главе 2, – интервент должен позаботиться о том, чтобы права человека защищались на глобальном уровне. Интервенцию необходимо проводить так, чтобы она не несла вреда безопасности соседних стран и не вызвала глобального кризиса. Обязанность интервента в данном случае предполагает недопущение распространения волн миграции, эпидемий, бегства военизированных отрядов на территорию соседних государств. Этот второй уровень получил название глобальной эффективности (global external effectiveness). Наконец, в-третьих, интервент не может чрезмерно жертвовать правами человека собственных граждан и в первую очередь солдат, которые могут пострадать от вмешательства в чужой конфликт. Это уровень внутренней эффективности интервента (intervener’s internal effectiveness)[336]. Чтобы оценить эффективность, Пэттисон предлагает предпринять два шага: рассмотреть эффекты и последствия интервенции в долгосрочной перспективе, а затем сравнить их с невмешательством.

Если интервенция закончится внушительным успехом, например, будет остановлен геноцид, её успешность становится условием её достаточной (adequate) легитимации, хотя эта легитимация и не будет полной. В этом случае все прочие характеристики интервента можно оставить без внимания – возможные неоднозначности в его оценке и дурные деяния прошлого компенсируются или перевешиваются благом, которое обеспечит интервенция. Однако проще допустить ситуации – и чаще всего мы сталкиваемся именно с такими случаями – когда заранее дать точный прогноз эффективности интервенции не получается. Тогда следует обратиться к прочим, неконсеквенциалистским основаниям для проверки моральной состоятельности интервенции. Они не так значимы, как эффективность, и не могут заменить собой проверку по параметру эффективности, но могут дать дополнительные свидетельства в пользу обоснованности вмешательства данного государства или политического сообщества в конфликт.