Война в XXI веке

Во многом схожие идеи были высказаны в документах и нормативных актах, развивающих доктрину «Обязанность защищать» (встречается также вариант перевода «Ответственность по защите»). Так, в 2000–2001 гг. действовала Международная комиссия по вопросам вмешательства и государственного суверенитета (представитель от Российской Федерации – Владимир Петрович Лукин), которая выпустила в декабре 2001 г. доклад «Обязанность защищать» (The Responsibility to Protect). Впоследствии эта инициатива была признана в Итоговом документе Всемирного саммита 2005 г.[327] В докладе 2001 г. говорилось, что установленное ещё Вестфальским миром право суверенитета и равенства государств безоговорочно поддерживается ООН, равно как и принцип невмешательства. Более того, ООН прикладывает непосредственные усилия по защите этих принципов и прав. Но важной тенденцией в XXI в. становится интерпретация суверенитета как ответственности (об этом мы уже писали выше): «…во-первых, это подразумевает, что государственные органы несут ответственность за выполнение функций по защите безопасности и жизни граждан и содействию их благосостоянию. Во-вторых, это предполагает, что органы государственной власти несут ответственность перед гражданами внутри страны и перед международным сообществом через ООН. И в-третьих, это означает, что представители государства несут ответственность за свои действия; т. е. подотчётны, как их действия, так и бездействие»[328]. Доклад также возлагал обязанность по защите прав человека на международное сообщество в случае, если местное правительство не в состоянии её обеспечить. Допустимым признавалось и применение оружия для этих целей, но в качестве крайней меры.

Стоит отметить также, что предметом дискуссии является и вопрос об уровне интенсивности участия государства в гуманитарной интервенции. В данном случае показателен пример Майкла Уолцера. Американский философ в период написания «Справедливых и несправедливых войн», т. е. в 1970-е годы, выступал за ограниченный гуманитарный интвервенционизм. Как ему казалось, во внутренние дела другого государства следует вмешиваться в редчайших случаях, когда речь идёт о «преступлениях, которые потрясают моральное чувство человечества»[329]. И только чтобы предотвратить гуманитарную катастрофу, но не для того, чтобы свергнуть режим, ответственный за злоупотребления правами человека, или заниматься дальнейшей политической реконструкцией. В противном случае возникал риск нарушения права государства на суверенитет и территориальную целостность. Кроме того, Уолцер отстаивал право каждого государства самостоятельно выстраивать собственную политическую культуру, которая может быть непонятной для иностранцев. Последние, соответственно, должны были поостеречься от слишком поспешных реакций, особенно, когда на обсуждение выносится применение военной силы и вторжение во внутренние конфликты. В одной из статей Уолцер писал, что иностранцы не могут ставить под сомнение право политического объединения на существование, поскольку «они не знают достаточно о его истории, не имеют непосредственного опыта [жизни там] и не могут сделать обоснованных выводов о конфликтах и согласии, историческом выборе и культурной близости, верности и обидах, которые лежат в основе этого единства»[330]. Однако впоследствии, анализируя события в Боснии, Руанде, Судане и ряде других регионов, он стал более активным сторонником гуманитарного интервенционизма, предполагая, что этим должны заниматься региональные силы, сохранив приверженность унилатералистской позиции[331].

Два весомых контраргумента выдвигались против нерешительности Уолцера в принятии идеи гуманитарного интервенционизма и одобрения лишь не слишком активных военных действий в качестве поддержки тех, кто нуждается в гуманитарной помощи. Один из них предложил Дэвид Любэн, который с большим скепсисом оценил процитированное в предыдущем абзаце утверждение Уолцера. «Целые библиотеки были написаны о самых отдалённых культурах»[332], чтобы говорить о невозможности постичь особенности чужих политических традиций – отвечал Уолцеру Любэн. Мы, соответственно, не можем оставаться равнодушными и безучастными, когда сталкиваемся с репрессиями тирана по отношению к своим гражданам. У нас есть возможность оценить опасность ситуации, в которую они попали, и принять решение о помощи. Другой аргумент высказал Брайан Оренд, и он повторяет рассуждение о вмешательстве в гражданскую войну: войну необходимо начинать, чтобы довести до победы, в случае гуманитарной интервенции минимальная победа будет состоять в том, что жертвы гуманитарной катастрофы перестанут чувствовать угрозу своим жизням, поэтому в этом случае надо не просто оказывать помощь в защите тех, кто не способен обеспечить её сам, а снять саму угрозу. Очевидно, что Оренд в этом отношении выступает в качестве сторонника силовой смены режима.