Война во время мира: Военизированные конфликты после Первой мировой войны. 1917–1923

Армянские войска Дро Канаяна, Андраника Озаняна и Мурада Хакобяна, не входившие в состав регулярных армий и не подчинявшиеся военному командованию, нередко присваивали себе монополию на насилие в отдельных районах. Важно отметить, что среди участников военизированных формирований многие были обездоленными беженцами из Османской империи. Возможно, люди, уничтожавшие села и убивавшие мирных жителей, во многом вдохновлялись жаждой мести. Немаловажно и то, что кавказские азербайджанцы ни в коем случае не были ответственными за геноцид армян — точно так же, как османские армяне не несли ответственности за преследования балканских мусульман и их изгнание в 1913 году. 

Механизмы военизированного насилия

В 1995 году специалист по армянскому геноциду Ваагн Дадрян издал важную работу История армянского геноцида, в которой уничтожение османских армян во время Первой мировой войны рассматривалось с исторической и юридической точек зрения. Выразительный подзаголовок этой книги, Этнический конфликт: Балканы — Анатолия — Кавказ, подразумевает наличие преемственности и взаимосвязи между тремя крупномасштабными эпизодами массового насилия: Балканскими войнами 1912–1913 годов, армянским геноцидом 1915–1916 годов и этнической гражданской войной на Южном Кавказе в 1917–1922 годах. Работа Дадряна многообещающая и обоснованная, но все же не вполне удовлетворительна с точки зрения объяснения насилия. Автор утверждает, что причинами войн и конфликтов этого периода являлись мнимая исконная ненависть между четко определенными этническими группами, которые коллективно действовали, исходя из идентичных мотивов и взаимных чувств, а также врожденное убеждение в своем превосходстве и смутная концепция, называемая автором «культурой резни»^{660}.[71] Эта концепция не получает у автора дальнейшего развития и преподносится довольно статичным и эссенциалистским образом.

В данной главе я попытался вновь поднять проблему, обозначенную подзаголовком книги Дадряна, и заявить ее в качестве направления для новых исследований. Три этих конфликта, несомненно, были связаны друг с другом. Природа этой связи носит направленный и отчасти причинно-следственный характер. Насилие иррегулярной гражданской войны на Балканах и Балканских войн 1912–1913 годов переместилось во время Первой мировой войны в Анатолию, а оттуда распространилось на Кавказ. Более того, одни политические элиты учились у других. Успех балканского национализма стал образцом для османских меньшинств, чьи националистически настроенные политики заключили, во-первых, что «сила — это право» и что насилие позволяет осуществлять захват территорий в качестве fait accompli и, во-вторых, что европейские державы не станут вмешиваться в случае изгнания меньшинств или еще более жестокого обращения с ними^{661}. Цепную реакцию этого транснационального процесса не были в силах остановить ни соседние государства, ни великие державы. Тот факт, что геноцид анатолийских армян проводился на глазах у германских дипломатов и военных или что бакинских азербайджанцев убивали в присутствии британской армии, свидетельствует об относительной независимости политического насилия. Более точно определить природу связи между этими тремя эпизодами массового насилия позволят дальнейшие исследования.

Бесспорной была та роль, которую играли конкурировавшие национальные претензии и проблемы этнической безопасности в обстановке распада имперской системы. Крах государственной монополии на применение силы привел к тому, что целый ряд этнических групп — армяне, курды, турки, греки и другие — лишились важнейшего блага, традиционно предоставляемого государством: безопасности. Распространение анархии привело к тому, что забота о безопасности стала первоочередной задачей политических элит этих групп. Им следовало решить, представляют ли для них угрозу соседние группы, — при том что в свете двух предыдущих войн ответ на этот вопрос было дать несложно. В частности, боязнь оказаться в меньшинстве и быть уничтоженными подпитывалась надуманными представлениями о мнимой групповой сплоченности «противников». Элиты полагали, что наступление — более эффективный способ ликвидировать собственную уязвимость, чем оборона, и потому прибегали к превентивным войнам — таким как младотурецкое наступление в Восточной Анатолии и вторжение на Кавказ или занятие армянами Зангезура и Нагорного Карабаха.