Читаем Война во время мира: Военизированные конфликты после Первой мировой войны. 1917–1923 полностью

К счастью, мы имеем много сведений о настроениях в обоих лагерях и среди населения вообще после создания гражданских союзов. Префекты (главные представители правительства в каждом из 89 департаментов) регулярно информировали правительство о состоянии общественного мнения. Однако в марте 1920 года Министерство внутренних дел затребовало у префектов информацию о местных забастовках, о взглядах рабочего и других классов и о вероятности попыток революции. Сохранились ответы из 77 департаментов (87 процентов от их общей численности){837}. Префекты подтверждали, что железнодорожные рабочие сменили машиностроителей в роли зачинщиков профсоюзных волнений, и указывали на то, что местные профсоюзы в 32 процентах департаментов либо принадлежат к революционному крылу CGT, либо переняли революционный язык. Независимая революционная инициатива прогнозировалась лишь в 10 департаментах (это всего 13 процентов), но они включали такие крупные города, как Лион (департамент Рона), Гренобль (Изер) и Марсель (Буш-дю-Рон). Ответы из Парижа (департамент Сена) не сохранились, но он, несомненно, тоже входил в эту категорию{838}. Впрочем, еще более существенно то, что, по мнению префектов, в 28 департаментах (то есть в 36 процентах от общего их числа) местные профсоюзы подчинились бы приказу CGT о всеобщей забастовке.

Государство заранее знало, что реальную опасность представляла собой не столько революция, сколько возможная опора CGT на солидарность, сложившуюся за три предыдущих года в ходе противостояния с правительством, собиравшимся отменить меры военного контроля за экономикой и поощрять рыночные силы и частное предпринимательство с целью обеспечить экономическое возрождение. Особенно угрожающей являлась попытка синдикалистского меньшинства использовать эту солидарность в революционных целях, однако формальной причиной для наступления правительства на CGT служили право на труд и незаконное блокирование работы общественных служб. Однако из докладов префектов также видно, что если воинствующее синдикалистское и социалистическое меньшинство вопреки реальности убежденно верило в неминуемость революции, то ответный страх перед революцией был распространен еще больше, нередко скрывая нежелание допускать какие-либо изменения в отношениях между классами. Полицейский комиссар Марселя писал:

По правде говоря, уже в течение некоторого времени «грядущая революция» становится темой любого разговора. Повсюду — в кафе, в буржуазных клубах (cercles), в салонах — люди говорят о революции как о чем-то почти неминуемом. В рабочих кругах и среди передовых социалистов вопрос о революции перестал быть излюбленной темой одних лишь экстремистов и сторонников насилия, отныне присутствуя в каждой речи. В этом окружении о революции теперь говорят как о том, что случится неизбежно, причем очень скоро. В группах, ведущих пропаганду, никто не сомневается в грядущем захвате государственной власти пролетариатом — вернее, CGT и Объединенной социалистической партией, — споры идут лишь в отношении даты и способа. На селе страхи перед социальным переворотом так же сильны, как и в городах; однако там подавляющее большинство враждебно любым революционным движениям…{839}

Перейти на страницу:

Все книги серии Historia Rossica

Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения
Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения

В своей книге, ставшей обязательным чтением как для славистов, так и для всех, стремящихся глубже понять «Запад» как культурный феномен, известный американский историк и культуролог Ларри Вульф показывает, что нет ничего «естественного» в привычном нам разделении континента на Западную и Восточную Европу. Вплоть до начала XVIII столетия европейцы подразделяли свой континент на средиземноморский Север и балтийский Юг, и лишь с наступлением века Просвещения под пером философов родилась концепция «Восточной Европы». Широко используя классическую работу Эдварда Саида об Ориентализме, Вульф показывает, как многочисленные путешественники — дипломаты, писатели и искатели приключений — заложили основу того снисходительно-любопытствующего отношения, с которым «цивилизованный» Запад взирал (или взирает до сих пор?) на «отсталую» Восточную Европу.

Ларри Вульф

История / Образование и наука
«Вдовствующее царство»
«Вдовствующее царство»

Что происходит со страной, когда во главе государства оказывается трехлетний ребенок? Таков исходный вопрос, с которого начинается данное исследование. Книга задумана как своего рода эксперимент: изучая перипетии политического кризиса, который пережила Россия в годы малолетства Ивана Грозного, автор стремился понять, как была устроена русская монархия XVI в., какая роль была отведена в ней самому государю, а какая — его советникам: боярам, дворецким, казначеям, дьякам. На переднем плане повествования — вспышки придворной борьбы, столкновения честолюбивых аристократов, дворцовые перевороты, опалы, казни и мятежи; но за этим событийным рядом проступают контуры долговременных структур, вырисовывается архаичная природа российской верховной власти (особенно в сравнении с европейскими королевствами начала Нового времени) и вместе с тем — растущая роль нарождающейся бюрократии в делах повседневного управления.

Михаил Маркович Кром

История
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»

В книге анализируются графические образы народов России, их создание и бытование в культуре (гравюры, лубки, карикатуры, роспись на посуде, медали, этнографические портреты, картуши на картах второй половины XVIII – первой трети XIX века). Каждый образ рассматривается как единица единого визуального языка, изобретенного для описания различных человеческих групп, а также как посредник в порождении новых культурных и политических общностей (например, для показа неочевидного «русского народа»). В книге исследуются механизмы перевода в иконографическую форму этнических стереотипов, научных теорий, речевых топосов и фантазий современников. Читатель узнает, как использовались для показа культурно-психологических свойств народа соглашения в области физиогномики, эстетические договоры о прекрасном и безобразном, увидит, как образ рождал групповую мобилизацию в зрителях и как в пространстве визуального вызревало неоднозначное понимание того, что есть «нация». Так в данном исследовании выявляются культурные границы между народами, которые существовали в воображении россиян в «донациональную» эпоху.

Елена Анатольевна Вишленкова , Елена Вишленкова

Культурология / История / Образование и наука

Похожие книги

1937. Трагедия Красной Армии
1937. Трагедия Красной Армии

После «разоблачения культа личности» одной из главных причин катастрофы 1941 года принято считать массовые репрессии против командного состава РККА, «обескровившие Красную Армию накануне войны». Однако в последние годы этот тезис все чаще подвергается сомнению – по мнению историков-сталинистов, «очищение» от врагов народа и заговорщиков пошло стране только на пользу: без этой жестокой, но необходимой меры у Красной Армии якобы не было шансов одолеть прежде непобедимый Вермахт.Есть ли в этих суждениях хотя бы доля истины? Что именно произошло с РККА в 1937–1938 гг.? Что спровоцировало вакханалию арестов и расстрелов? Подтверждается ли гипотеза о «военном заговоре»? Каковы были подлинные масштабы репрессий? И главное – насколько велик ущерб, нанесенный ими боеспособности Красной Армии накануне войны?В данной книге есть ответы на все эти вопросы. Этот фундаментальный труд ввел в научный оборот огромный массив рассекреченных документов из военных и чекистских архивов и впервые дал всесторонний исчерпывающий анализ сталинской «чистки» РККА. Это – первая в мире энциклопедия, посвященная трагедии Красной Армии в 1937–1938 гг. Особой заслугой автора стала публикация «Мартиролога», содержащего сведения о более чем 2000 репрессированных командирах – от маршала до лейтенанта.

Олег Федотович Сувениров , Олег Ф. Сувениров

Документальная литература / Военная история / История / Прочая документальная литература / Образование и наука / Документальное
100 знаменитых памятников архитектуры
100 знаменитых памятников архитектуры

У каждого выдающегося памятника архитектуры своя судьба, неотделимая от судеб всего человечества.Речь идет не столько о стилях и течениях, сколько об эпохах, диктовавших тот или иной способ мышления. Египетские пирамиды, древнегреческие святилища, византийские храмы, рыцарские замки, соборы Новгорода, Киева, Москвы, Милана, Флоренции, дворцы Пекина, Версаля, Гранады, Парижа… Все это – наследие разума и таланта целых поколений зодчих, стремившихся выразить в камне наивысшую красоту.В этом смысле архитектура является отражением творчества целых народов и той степени их развития, которое именуется цивилизацией. Начиная с древнейших времен люди стремились создать на обитаемой ими территории такие сооружения, которые отвечали бы своему высшему назначению, будь то крепость, замок или храм.В эту книгу вошли рассказы о ста знаменитых памятниках архитектуры – от глубокой древности до наших дней. Разумеется, таких памятников намного больше, и все же, надо полагать, в этом издании описываются наиболее значительные из них.

Елена Константиновна Васильева , Юрий Сергеевич Пернатьев

История / Образование и наука