К моменту всеобщей забастовки, объявленной CGT 1 мая, во Франции существовало 40 гражданских союзов, а к моменту ее окончания — не менее 65{847}
. В Париже и Лионе гражданские союзы обеспечивали работу общественного транспорта, газо-, водо- и электроснабжения. Кроме того, они участвовали в организации минимально необходимого подвоза продовольствия и топлива в магазины и на склады{848}. Усилиями специалистов и более чем 9 тысяч студентов высших технических учебных заведений, нанятых железнодорожными компаниями, в течение всей забастовки продолжали ходить поезда{849}. 400 студентов Ecole des Hautes Etudes Commerciales, ведущего коммерческого учебного заведения в Париже, «как минимум наполовину — демобилизованные военнослужащие, в большинстве своем офицеры, все до единого награжденные Военным крестом, а некоторые — и орденом Почетного легиона», пришли на смену водителям, пожарным, телефонистам и связистам{850}. Не оставались в стороне и женщины. Три национальные организации Красного Креста (имевшие исключительно женский персонал) во время всеобщей забастовки официально предложили свои услуги Мильерану. Однако они также позволяли своим членам вступать в гражданские союзы с условием не носить форму и опознавательные знаки Красного Креста{851}. Все это вело к яростным столкновениям, так как рабочие обвиняли добровольцев в штрейкбрехерстве, но последние избегали выполнения полицейских обязанностей. Замену бастующих, незаконно оставивших свои рабочие места, они в принципе считали «гражданской акцией».Являлись ли гражданские союзы военизированными формированиями? Называя свои действия «гражданскими акциями», их участники акцентировали сознательный отказ от организации по военному признаку, не говоря уже о применении оружия. Этот вопрос встал на повестку дня после того, как Стеж, министр внутренних дел, предложил, чтобы гражданские союзы взяли на себя полицейские функции, охраняя железные дороги и телеграфные линии. Указ, изданный накануне всеобщей забастовки, разрешал создание добровольческих полицейских отрядов, но это начинание закончилось «почти полным провалом», поскольку ветераны, готовые защищать национальные интересы, «с отвращением» относились к идее о том, чтобы стать полицией. После майской забастовки по приказам префектов началось тайное создание «гражданской гвардии». Но когда об этом стало известно, левые объявили гражданские союзы «белогвардейскими». Согласно докладу национальной полицейской службы, впоследствии принимались самые серьезные меры к тому, чтобы в гражданских союзах не видели «агрессора», а относились к ним «просто как к организациям гражданской обороны»{852}
.Существенными факторами при этом являлись опыт войны и ощущение принадлежности к ветеранам. Важную роль в мобилизации добровольцев однозначно сыграла «культура победы». Более того, гражданские союзы стали ядром более широкой мобилизации, охватывавшей не только общества Красного Креста, но и некоторые ветеранские организации — в первую очередь Ligue des Chefs de Section
(бывших унтер-офицеров), a также многих членов и местные группы Union Nationale des Combattants (UNC), более консервативной из двух крупных ассоциаций anciens combattants{853}. Военный опыт диктовал представление о том, что каждый патриот должен встать на защиту завоеванной в 1918 году победы. С этой точки зрения «большевизм» и радикальное меньшинство в составе CGT представляли собой новое воплощение прежнего врага. Столь же неприемлемой была и готовность большинства членов CGT прибегнуть к политической забастовке с целью добиваться такой важной реформы, как национализация железных дорог, особенно в условиях, когда срочно требовалась реконструкция северо-востока страны, опустошенного войной. Один из руководителей Парижского гражданского союза огласил эти аргументы в последние дни майской забастовки. Союз не отрицал необходимости в реформах и в признании «моральной экономики», оставшейся от времен войны, — в частности, он призывал к изменениям налоговой системы, направленным на борьбу со «спекулянтами». Однако он оправдывал свое противодействие забастовке с точки зрения охраны свободы в демократической республике — именно той свободы, которую и защищали во время войны, — от любых форм диктатуры: