Война во время мира: Военизированные конфликты после Первой мировой войны. 1917–1923

В то время как расширение размаха «формальных» боевых действий между красными, белыми, «зелеными» и прочими силами вело к экспоненциальной эскалации насилия, его корни все равно скрывались в антагонистических и репрессивных потребностях индивидуумов и коллективов, боровшихся за выживание. Собственно, как мы знаем, последние символические ужасы Кронштадтского мятежа

1921 года имели место уже после Деникина, Колчака и Врангеля, после того как отбушевал пожар войны с белыми и с Антантой. Последний кошмарный итог семи лет лишений и бедствий проявился лишь тогда, когда большевики пошли на послабления в своей политике^{71}. И тогда же, после того как большинство чудовищных разновидностей рукотворного насилия в 1921 году временно прекратилось, голод, болезни и полная безысходность унесли еще несколько миллионов жизней. Согласно наиболее надежным оценкам, насилие и лишения в 1914–1922 годах стали непосредственной причиной около 16 миллионов смертей^{72}. «Жизнь в катастрофе» — так назвал это состояние автор недавнего прекрасного исследования, описывая последствия нужды, лишений и бедствий, ощущавшихся буквально во всех уголках бывшей Российской империи^{73}. 

V. Являлось ли насилие российской Гражданской войны «военизированным»?

Предлагаемый подход к изучению российской революции и Гражданской войны позволяет нам подробно рассмотреть ряд принципиальных вопросов, связанных с военизированным насилием, которые поднимаются в настоящей книге: его соотношение с вооруженными силами более традиционного типа; его связь с этническим вопросом; военизированное насилие как результат ожесточения социальных отношений в данном регионе и как сила, повлиявшая на исход самой Гражданской войны; связь военизированного насилия с большевизмом как угрозой для устоявшегося европейского социального строя, политических институтов и ценностных систем. Наконец, мы получаем возможность поднять вопрос о том, в какой мере можно назвать «военизированным» насилие, захлестнувшее данный регион, и как его различные формы сказывались на проблемах политической легитимности — особенно легитимности большевистского государства, единственного сумевшего выжить в этом водовороте событий.

В первую очередь следует признать, что при наличии более 30 всевозможных правительств, в 1918–1921 годах претендовавших на право контроля за различными частями бывшей Российской империи, всякое насилие тесно соседствовало с той или иной организованной политической структурой и амбициями. Пусть известные формы красного и белого террора задавались главными претендентами на власть, но и силы менее значительных претендентов — например, Нестора Махно на Украине или Александра Антонова на Тамбовщине — действовали в том же духе, что и формальные армии. Войска генерала Деникина в период становления Вооруженных сил Юга России почти не брали пленных. Установление власти Деникина на Украине, занятой его армиями после ухода немцев, сопровождалось беспрецедентными массовыми расправами над евреями в июне — декабре 1919 года, в ходе которых было убито до 100 тысяч человек^{74}.

Истолковывать эти события можно разными способами. Согласно ведущему историку деникинского движения, Добровольческой армии «удалось убить столько же евреев, сколько всем другим армиям вместе взятым, потому что эти убийства были наиболее организованными, наиболее идеологически мотивированными и проводились подобно военным операциям»^{75}. Тем не менее антибольшевистские силы вымещали свою ненависть на евреях из мелких украинских местечек по причинам, далеко выходившим за рамки идеологии. Уже в 1915 году евреи преследовались российской армией в Галиции и Польше как «враждебные» элементы, сочувствующие немцам и выдающие им русские позиции. Соответственно не только карательные действия деникинских командиров, но и всякое военизированное насилие против «еврейского врага» на территориях, занятых Белой армией (как и впоследствии в Европе), преподносились как превентивные меры против дальнейших «предательств», а также как воздаяние за угрозы, унижения и предательство со стороны его «жидобольшевистских союзников».