Война всех против всех

Меня сопровождали тогда новый комит частного имущества Аул Миний Лукреций, которого я, по совету Донатины, нашел среди советников курии. Он показался мне честным и сообразительным, и в силу этих качеств сидел где-то внизу муниципальной иерархии, занимаясь целой кучей различных дел, неся за все ответственность и двигая все дела в своей конторе, в то время как его начальство по большому счету бездельничало, изредка появляясь на службе. Пока что вроде бы он демонстрировал мне, что я не ошибся с его выбором, оказавшись толковым и энергичным администратором.

— Хватит ли нам денег в бюджете города, чтобы прорыть большие судоходные каналы к городу? — спросил я его, стоя на берегу моря. Ноги мои утопали в грязи по колено, над головой звенели комары.

— Нет, император, — тут же ответил он. — Лучше всего о состоянии казны вам доложит имперский казначей, но сейчас, насколько мне известно, казна уже пуста. Растратили на никому не нужные проекты, а те, что действительно необходимы для города и страны, увеличены в пять-десять раз, чтобы собрать больше прибыли.

— Знаю, всюду хищения и траты, — вздохнул я, вспоминая, как договаривался с Таником о взятке, если он получит подряд на ремонт акведука.

— Поступления сократились со всей империи, — продолжил Лукреций. — Люди не хотят работать и что-то делать, потому что их могут ограбить варвары и все отобрать, а кроме того, им все равно обеспечен бесплатный хлеб, поэтому зачем им трудиться? Те же, кто трудятся, например, колоны, то есть вольноотпущенники, слишком задавлены сборами и налогами, у них тоже опускаются руки.

— Сколько мы выделили на бесплатный хлеб для граждан в этом году? — тут же спросил я.

Лукреций был парнем среднего роста, спокойный, тихий, обстоятельный, с отличной памятью и грамотный. Чем-то напоминал мне Евсения. Он подсчитал что-то в уме и ответил:

— По меньшей мере, полтора миллиона солидов, император. Точную сумму скажет казначей. Это для граждан всей империи. Сюда входит и транспортировка зерна из Африки, Египта и Сицилии.

— Что, если мы сократим выплаты отсюда для этих нахлебников и за счет экономии начнем рыть каналы? — спросил я. — А еще я проверю статьи расходов по другим направлениям и постараюсь там тоже урезать бюджеты.

— А вы не боитесь, что народ взбунтуется, император? — тревожно спросил тогда Лукреций. — Люди привыкли к дармовым подачками от государства. Даже если и небольшим, но все равно они считают это обязанностью государства.

— Но мы же не отменяем полностью бесплатный хлеб, — ответил я. — А только сокращаем выдачу. Пусть бездельники идут работать. Сколько можно висеть на шее государства? Зато, если построим каналы и сможем принимать торговые корабли, только за счет пошлин заработаем гораздо больше, всем хватит и на хлеб, и на грандиозные зрелища.

Лукреций тогда скептически покачал головой, сомневаясь, что народ безропотно снесет отмену даже части привилегий. Ну что же, опираясь на остготов, перекупленных мною у дяди, я решил рискнуть и отменил выдачу части бесплатного хлеба.

Народ вроде бы воспринял это спокойно, хотя и люди поворчали немного, но дело тем и кончилось. Я вздохнул с облегчением, но оказалось, что слишком рано. Кто-то из моих «доброжелателей» пустил настоящий слух о том, чему народ обязан недостатком хлеба и люди тут же пошли громить каналы.

Для рытья земли Алетий и Гордий по моему предложению сделали огромную землеройную машину с воротом, тросом, каменной стрелой и даже железным ковшом, которая была установлена на сложной системе блоков и цепей в месте начала работ.

После того, как мы запустили ее и первые же результаты показали, что машина выкапывает за день больше грунта, чем сотня рабов, Гордий отбыл на место строительства газопровода, а за рытьем почвы остался следить Евсений. Парень старался сделать, как лучше, например, он самостоятельно справился с проблемой утопания машины в вязком и влажном грунте.

Дело в том, что из-за близости моря и болот, большой вес машины по мере проведения работ постоянно погружал ее все глубже в почву, так что потом ее саму приходилось выкапывать из земли и тратить на это много времени. Тогда Евсений приказал класть под основание машины широкие доски, позволяющие ей удерживаться над землей и не погружаться в грунт.

И вот сейчас, когда на рытье канала уже потрачена неделя времени и выделены уйма рабов и денег, народ поднялся и пытается помешать мне. А еще, мчась на колеснице к городу, вернее, к восточной его части, где мы рыли канал, я трепетал от ужаса при мысли о том, что восставшие люди повредили землеройную машину, которая при всех своих гигантских габаритах, в сущности, была очень уязвимым и хрупким механизмом, состоящим из хитроумного пересечения цепей, канатов, блоков и противовесов.

Для римлян подобные машинные хитрости были в диковинку. Раздраженный народ вполне мог выместить злобу на ни в чем не повинной конструкции. Это могло надолго затормозить работы.