— Рудольф… — с неопределенным выражением вымолвил Сталин. Ему вспомнилась другая встреча, в совершенно ином месте, двадцать лет назад, когда относительно молодой немецкий политик впервые встретился с уже не молодым русским политиком. Тогда они впервые обратились друг к другу по имени и на 'ты'. Это не было признаком дружбы, будущие вожди не могли позволить себе такой роскоши. Скорее признаком родства душ, возможности быть чуть более откровенными в решении важнейших вопросов.
— Возможно, я стал слишком старым… — вдруг задумчиво проговорил после долгой паузы Сталин. — Возможно, я уже чего-то не понимаю…
Шетцинг не проронил ни слова, терпеливо выжидая.
Генеральный секретарь неспешно встал из-за стола, прошелся взад-вперед и продолжил размышление вслух:
— Вы настояли на раздувании большого пожара европейской войны. Мы всегда опасались этого, но все же поддержали вас. Это оказалось правильным решением. Наши недружелюбные соседи — Малая Антанта и прочие… Немало крови пролилось на границах, и за их действиями всегда стояла тень Англии или Франции. Или их обеих. Мы, наконец, смогли научить их … сдержанности.
— Это общеизвестно, — с отчетливо выраженной ноткой недовольства отозвался Шетцинг, но Сталин будто и не услышал. Он продолжал ходить и размышлять вслух с обманчивым добродушием.
— Казалось бы, самое время остановиться. Но вы решили эксплуатировать успех до конца и … затопить Британию окончательно. Мы снова вас поддержали. Но теперь обстановка слишком изменилась. Это решение уже не правильное. Аврал хорош, когда он решает одну проблему. Но индустриализация показала нам, что аврал не может быть нормой жизни.
Немец нахмурился, вспоминая, что такое 'аврал'. Вспомнил быстро, но выражение неудовольствия так и не покинуло бледного лица.
— Англичане не капитулируют, — говорил Сталин, сопровождая слова сдержанной, но решительной жестикуляцией, будто отсекал каждое произнесенное слово. — И война теперь идет по их правилам. Там, где мы пока слабее. Ты знаешь, сколько мы уже потеряли из-за сокращения торговли? Англичане перешли к открытому пиратству. Их самолеты и подводные лодки выслеживают суда от самой середины Атлантики. И нам нечего этому противопоставить. А вам?
— Мы сорвем эту удавку, — решительно начал, было Шетцинг. — Наши рейдеры и блокадопрорыватели…
— Так же, как сорвали в Мировую войну? — с ехидным прищуром желчно уточнил Сталин.
Шетцинг скрипнул зубами, сжал кулаки, но сдержался от крепкого ответного слова. Крыть и в самом деле было нечем. Немец несколько раз глубоко вздохнул и произнес почти спокойно:
— Именно поэтому нам нужно бить в самое сердце врага. Не отсекать щупальца, которые отрастут вновь, а закончить одним решительным ударом. Поэтому — десант и захват Метрополии. Без этого вражеские тени по-прежнему будут стоять за каждым углом.
— Рудольф, — Сталин подошел ближе, оперся одной рукой о край стола. — Если бы это было посильно, я бы тебя поддержал. Но в этом году высадка невозможна, и ты это знаешь. Уже слишком поздно. Теперь придется планировать операцию, самое ранее, не весну. И все это время — фора, которую Черчилль использует до последней минуты.
— С вашей помощью мы сможем! — Шетцинг стукнул кулаком по столу. — Нужны не такие уж большие силы! Баржи, десантные танки, штурмовая авиация, которая будет работать в поддержку артиллерии — объединенным силам создание такого кулака посильно! Пока англичане будут наращивать силы, мы укрепим и умножим свои, и все равно сохраним перевес.
— Это было бы верно, получись высадка этой осенью, когда у Англии почти не оставалось армии после разгрома во Франции. А сейчас неверно. К весне они восстановят потери. Когда начнется высадка, Даудинг и Паунд поведут в бой всех и все, — непреклонно продолжал генеральный секретарь. — У нас нет стольких кораблей и самолетов, чтобы остановить их. С гарантией остановить и не допустить к десанту.
— Нас поддержит Америка, мы уже ведем переговоры. Они надавят на британцев, поскольку так же несут убытки.
— Василевский обсуждал этот вопрос с Ходсоном. И главными представителями его партии. Североамериканские Штаты останутся в стороне, это решенный вопрос. Изоляционисты не поддержат никого. Они хотят торговать, им мешает блокада, они терпят убытки на транзите и новых, более протяженных торговых путях через Тихий Океан. Но они не станут вмешиваться. И это хорошо. Потому что ты знаешь не хуже меня — если Америка выйдет из изоляции, то поведут ее Рузвельт и его банда. Наши открытые враги.
— Нам нужна эта война, — с почти злобной решимостью сказал Шетцинг.
— Она нам не нужна, — так же непреклонно ответил Сталин, сделав отчетливое ударение на слове 'нам'. — Она не нужна никому. Мы все рискнули и выиграли. Теперь время пользоваться успехами. Осваивать обретенное. Готовиться и копить силы.
— Договор с Англией? — почти воскликнул Шетцинг, облекая в слова невысказанное Сталиным.