Война за пряности. Жизнь и деяния Афонсу Албукерки, рыцаря Ордена Сантьягу

Турану, продолжавшему сидеть на крыше дома, на всеобщее обозрение, подали тот же рис с бараниной (правда, не в котле, доставленном шестеркой носильщиков, а на серебряном блюде), и он радушно пригласил дома Афонсу разделить с ним трапезу, вкушая с царем плов из одного блюда. Однако губернатор, проявив то ли разумную сдержанность, то ли не менее разумную предосторожность (память об отравленном индийском десерте, видно, еще была слишком свежа в его памяти), поначалу вежливо отказался, сославшись на якобы существующий у португальцев обычай не садиться за трапезу, пока они в латах (а он был в полном рыцарском вооружении). Но затем Албукерки все-таки смягчился. Поддавшись на уговоры, губернатор Индии сдвинул свой щит вверх по левой руке, наполнил аппетитным кушаньем маленькую пиалу и, прислонив свое копье к плечу, отведал из нее немного плова, «дабы царь не подумал, что он погнушался его угощением».

Братья устраненного Раис Ахмеда со своими сторонниками забаррикадировались в царском дворце, намереваясь дорого продать свою жизнь. Но с ними удалось договориться по-хорошему. Дом Афонсу позволил им перебраться со всем их движимым имуществом с острова на материк. В Ормузе воцарилось наконец, спокойствие.

Вечером царь совершил при красноватом свете факелов, ярко отражаемом латами эскортировавших Турана португальцев, торжественный въезд в покорный ему отныне город. Когда перед ним растворились ворота дворца, с террасы прозвучал хор приветствовавших владыку Ормуза сладостных юных голосов, певших ему хвалебную песнь.

Во дворе губернатор Индии взял Турана за руки, ввел его в царские покои, где и попрощался с ним, сказав: «Если на то будет воля Вашего Величества, мы все готовы провести всю ночь во всеоружии на страже, дабы никто и ничто не нарушил Вашего покоя». И, невзирая на уверения Турана, что теперь, после расправы с заговорщиком Раис Ахмедом, он может спать спокойно даже с открытыми дверьми, распорядился выставить у входа в царские покои португальский караул.

Ормуз формально сохранил свою самостоятельность под скипетром царя Турана, но в действительности перешел под власть Афонсу Албукерки. Стоило ему только свистнуть, — и Туран готов был «служить», как отлично выдрессированный хозяином песик. Столь послушный и понятливый монарх был дому Афонсу весьма по вкусу. И потому он охотно поддерживал иллюзию полновластия Турана, при всякой возможности и по всякому поводу демонстрируя на людях свою подчиненность ему и выражая царю Ормуза свое нижайшее почтение. Албукерки преклонял перед юным Тураном колено, как вассал — перед своим сеньором. Всегда стоял в присутствии царя с непокрытой головой. Никогда не давал ему приказы, а только дружеские советы. Хотя его хитроумно и искусно сформулированные советы были в действительности повелениями.

Так, например, дом Афонсу был обеспокоен присутствием в Ормузе большого числа вооруженных людей (не из числа его португальцев и малабарцев, разумеется). И потому он высказал Турану опасение, как бы тот не был — упаси Аллах! — сражен ненароком стрелой, выпущенной тайным сторонником братьев Раис Ахмеда или иным недоброжелателем. Благодарный генерал-капитану за столь трогательную заботу о его, царя Ормуза, безопасности, Туран не замедлил запретить ношение оружия всем ормузцам (конечно, кроме своих собственных телохранителей).

В другой раз Албукерки, сославшись на угрозу нападения египетского флота, попросил царя Турана передать ему часть ормузской артиллерии.

«Забирайте хоть все мои пушки!» — без колебаний ответил Туран. Его не столь преданный дому Афонсу визирь, желавший сохранить хотя бы тяжелые бомбарды, предусмотрительно закопанные им в землю, возразил, что будет тяжело их снова откопать.

«Не беспокойтесь, с этим, шутя, справятся мои ребята!» — отвечал ему с улыбкой Албукерки. И не оставил Ормузу ни единой пушки.

Спустя некоторое время он напомнил царю Турану о предъявленном восемью годами ранее Кожиатару требовании, согласно которому Ормузу надлежало возместить португальцам в двойном размере понесенные теми военные расходы. Не слушая возражений и контрдоводов Раснорадина, Албукерки оценил сумму причитающейся португальцам компенсации в сто двадцать тысяч серафимов, и Туран согласился их выплатить.

Но и после всего этого список пожеланий губернатора Индии не был исчерпан. Во время очередного визита во дворец, он велел позвать двух царских племянников, приласкал их (его любовь к детям была общеизвестна) и, бросив взгляд на визиря, сказал: «Ваш бедный отец был, как мне рассказали, отравлен». После чего обратился к царю Турану со словами: «Дети Вашего покойного брата должны получить достойное их положения воспитание — ведь они — Ваши наследники». Добавив, что, ради обеспечения безопасности наследников ормузского престола, они должны будут впредь, вместе со своей матерью и всеми своими слугами, проживать в португальском форте (естественно, за счет царяТурана).