Читаем Война за пряности. Жизнь и деяния Афонсу Албукерки, рыцаря Ордена Сантьягу полностью

Раз дому Афонсу теперь запретили даже ходить в церковь, единственным развлечением в его однообразной жизни остались утренние и вечерние прогулки. Следует заметить, что, когда в те времена знатные и высокопоставленные особы прогуливались на свежем воздухе, их по обычаю непременно сопровождали зависимые от них люди, которым они оказывали покровительство (наподобие древнеримских «клиентов», неотступно следовавших за своими «патронами», или «загоновой шляхты», кормившейся от щедрот «ясновельможных» панов-магнатов польско-литовской Речи Посполитой). В таких постоянных спутниках у Албукерки недостатка не было, поскольку все сохранившие ему верность люди с «Сирни» каждый день питались за его столом. А за каждым португальцем (судя по сохранившимся гравюрам), выходившим на улицу в тогдашней Индии, по делам или так, погулять, следовал по пятам слуга из местных с навевающим прохладу и отгоняющим назойливых летучих насекомых опахалом или с зонтом, защищающим хозяина от солнца (а порой — и два слуги, один — с зонтом, а другой — с опахалом). Естественно, и эта масса сопровождающих дома Афонсу на прогулках «подозрительных людей» была расценена наушниками (а с их подачи — и Алмейдой) как «угроза общественной безопасности». И покоритель Ормуза получил приказ впредь не выходить из дому даже на прогулку.

Единственной причиной беспокойства недоброжелателей дома Афонсу было высказанное намерение Алмейды возвратиться в Португалию с очередным «перечным флотом». Чтобы не допустить этого, и удержать его, во что бы то ни стало, в Индии, интриганы подали дому Франсишку памятную записку, меморандум из шестидесяти девяти (!) пунктов, в которой пытались доказать абсоютную непригодность Албукерки для управления Индией, как с духовной («помешанный»), так и с моральной («предатель») точки зрения. Заставив, всеми правдами и неправдами, большинство несших службу в Кочине фидалгу подписать этот, по сути, бездоказательный обвинительный документ, главные интриганы подали его — для полноты картины! — на подпись и кочинскому радже. Но честный раджа категорически отказался поставить свою подпись под коллективной кляузой, заявив: «Мой венценосный брат и верховный владыка, король Португалии, написал мне, что отныне Индией от его имени правит Албукерки. И потому поведение вице-короля не может вызвать во мне ничего, кроме удивления».

Албукерки, которому секретарь Родригиш, по приказу Алмейды, дал ознакомиться с содержанием написанного подлыми интриганами обвинительного акта, был в своем ответе крайне лаконичен: «Вынесение решений по всем этим вопросам — прерогатива короля!».

Немногим друзьям, сохранившим ему верность, дом Афонсу посоветовал перестать посещать его на дому, чтобы не создавать себе служебных осложнений. Друзья перестали его посещать, и все же, под разными, более или менее надуманными предлогами, один за другим, попали за тюремную решетку. Даже вполне безобидный монах, позволивший себе выразить вслух свою обеспокоенность «ухудшением обстановки в Индии», был закован в цепи и посажен под замок, дабы поразмыслить в узилище о необходимости строже хранить обет молчания.

Еще более тяжкий жребий выпал верному оруженосцу дома Афонсу — благородному юноше Дуарти ди Соуса — как-то задавшему своему господину вопрос, почему он не взбунтует войска и не арестует интриганов, включая вице-короля. «Даже если бы все духовенство Кочина явилось ко мне, следуя за выносным крестом, и принялось умолять меня так поступить, и даже если бы пальмы перевернулись корнями вверх, а листьями — вниз, в землю, я и то ни за что не согласился бы силой захватить власть и крепости!» — воскликнул Албукерки в ответ, с необычным для него пафосом. Некто, подслушавший разговор дома Афонсу с ди Соусой, донес о нем вице-королю, распорядившемуся взять неосторожного, несдержанного на язык Дуарти под стражу и подвергнуть его в застенке пытке.

Дом Каштеллу Бранку, ветеран «войны в Заливе», тяжело раненый под Ормузом, но до последнего остававшийся на боевом посту, был также арестован. за то, что не предупредил правительство португальской Индии об «изменнических замыслах», якобы вынашиваемых ди Соусой. Тюремщики вице-короля пригрозили пыткой и ему, если он не раскроет все нити якобы широко разветвленного заговора, посоветовав Бранку молить вице-короля о пощаде и прощении. Но ветеран ормузской экспедиции гневно отвечал, что его не за что щадить или прощать. «Да гори я в адском пекле, и имей вице-король власть избавить меня от адских мук, я бы и то не пожелал принять спасение из его рук!»

Перейти на страницу:

Все книги серии Документы и материалы древней и новой истории Суверенного Военного ордена Иерус

Белая гвардия Фридриха Эберта
Белая гвардия Фридриха Эберта

В нашей стране почти неизвестна такая интересная и малоизученная страница Гражданской войны, как участие белых немецких добровольческих корпусов (фрейкоров) на стороне русских белогвардейцев в вооруженной борьбе с большевизмом. Столь же мало известно и участие фрейкоров (фрайкоров) в спасении от немецких большевиков-спартаковцев молодой демократической Германской республики в 1918–1923 гг.Обо всем этом повествуется в новой книге Вольфганга Акунова, выходящей в серии «Документы и материалы древней и новой истории Суверенного Военного ордена Иерусалимского Храма», ибо белые добровольцы стали последним рыцарством, архетипом которого были тамплиеры — рыцари Ордена бедных соратников Христа и Храма Соломонова.В формате PDF A4 сохранен издательский макет.

Вольфганг Викторович Акунов

Военная документалистика и аналитика
Божьи дворяне
Божьи дворяне

Есть необыкновенная, не объяснимая рассудочными доводами, притягательность в идее духовно-рыцарского, военно-монашеского, служения. Образ непоколебимо стойкого воина Христова, приносящего себя в жертву пламенной вере в Господа и Матерь Божию, воспет в знаменитых эпических поэмах и стихах; этот образ нередко овеян возвышенными легендами о сокровенных, тайных знаниях, обретенных рыцарями на Востоке в эпоху Крестовых походов, в которую возникли почти все духовно-рыцарские ордены.Прославленные своей ратной доблестью, своей загадочной, трагической судьбиной рыцари Христа и Храма, госпиталя и Святого Иоанна, Святого Лазаря, Святого Гроба Господня, Меча и многие другие предстают перед читателем на страницах новой книги историка Вольфганга Акунова в сложнейших исторических коллизиях, конфликтах и переплетениях той эпохи, когда в жестоком противостоянии сошлись народы и религии, высокодуховные устремления и политический расчет, мужество и коварство.Сама эта книга в определенном смысле продолжает вековые традиции рыцарской литературы, с ее эпической масштабностью и романтической непримиримостью Добра и Зла, Правды и Лжи, Света и Тьмы, вводя читателя в тот необычный мир, в котором молитвенное делание было равнозначно воинскому подвигу, согласно максиме: «Да будет ваша молитва, как меч, а меч — как молитва»…

Вольфганг Викторович Акунов

Христианство

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное