Читаем Война за пряности. Жизнь и деяния Афонсу Албукерки, рыцаря Ордена Сантьягу полностью

Пристыженные домом Афонсу, «телохранители»-конвоиры позволили своему «подконвойному» войти в церковь помолиться. и все-таки, вне всякого сомнения, вздохнули с облегчением, увидев его, спустя некоторое время, выходящим из церкви (а не припавшим, крича о своем праве на убежище, к церковному престолу), чтобы спокойно продолжить свой путь к форту.

Встретивший дома Афонсу в воротах крепости комендант дом Лоуренсу ди Бриту приветствовал Албукерки столь почтительно, что тот — впервые за долгое время! — позволил себе пошутить: «Господин тюремщик, Вы явно пренебрегаете Вашими обязанностями. Вам надлежало бы переодеть меня в тюремное платье и выстричь мне на голове гуменцо[54]

«Сеньор Афонсу ди Албукерки, Вы совершенно правы, говоря мне эти слова. Вы были бы вправе сказать мне еще и не такое. Но я — не Ваш тюремщик, а Ваш преданный слуга!» — ответил ди Бриту, не слишком-то довольный недостойной ролью, которую был вынужден играть по долгу службы. Хотя дом Лоуренсу принадлежал к числе сторонников Алмейды, он опасался, что вице-король зашел слишком далеко. И невольно задумывался о том, что будет, если победа в конце концов останется за Албукерки.

Весь португальский Каннанури, не затронутый кочинскими интригами, единодушно встал на сторону дома Афонсу. Намерение вице-короля Алмейды, чей срок должностных полномочий уже истек, держать своего законного преемника, назначенного самим королем Португалии ему на смену, фактически под арестом неопределенно долгое время, воспринималось португальскими фидалгу, несшими службу в Каннанури, как граничащее с государственной изменой. Они собрались на совещание, чтобы решить, что делать дальше.

Свое отношение к Албукерки они открыто выразили в первый же день. Когда паж дома Афонсу собрался приобрести кровать и другую скромную мебель для комнаты, отведенной его господину, чиновники португальской фактории буквально заставили его принять все самое лучшее из имевшегося у них, категорически отказавшись от какой бы то ни было оплаты. Кроме того, они передали пажу письмо для Албукерки, в котором именовали дома Афонсу «Сеньор Гобернадор» (Господин Губернатор) и «Восса Сеньория» (Ваша Светлость). Все как один чиновники местной канцелярии заверили дома Афонсу в своей преданности и готовности выполнить любое его приказание, как своего законного губернатора.

В следующее воскресенье Албукерки, в накинутом на плечи черном плаще, в сопровождении пажа, несшего вслед за ним молитвенник, смог беспрепятственно сходить помолиться в церковь. После службы к нему приблизилась депутация, приветствовавшая его с благополучным прибытием и проводившая его в новый просторный дом со всеми удобствами, включая четырех слуг — португальцев и дюжину туземцев- рабов. Вместо того, чтобы отвести Албукерки обратно в крепость и посадить его там под замок, как ему было предписано, комендант дом Лоуренсу ди Бриту торжественно вручил ключи от вверенного ему форта дому Афонсу (которого должен был, по идее, стеречь).

Конечно, вести о событиях в Каннанури не могли не дойти (и дошли) до вице-короля, но дом Франсишку ди Алмейда предпочел на этот раз не вмешиваться. Всем и каждому было ясно, что следующий акт фарса (или драмы) будет неминуемо разыгран, когда в Индию прибудет очередной «перечный флот» из Португалии. Но именно в 1509 году этот флот прибыл с необычно долгой задержкой.

Глава тринадцатая

Золотые двери самурима

В конце ноября 1509 года Фернанду (именно Фернанду, а не Фернан!) Коутинью, тучный, но храбрый молодой аристократ, вошел во главе своей флотилии в гавань Каннанури. Он был маршалом Португалии, пользовался, несмотря на свой возраст, большим влиянием при дворе и благосклонностью короля Мануэла, отправившего своего любимца с пятнадцатью каравеллами в Индию на выполнение особо важного задания.

Весть о прибытии Коутинью разнеслась по Каннанури еще до того, как украшенные красными «храмовническими» крестами белые паруса его эскадры показались на горизонте. Небольшой быстроходный парусник, курсировавший между Каннанури и Кочином, встретил в открытом море одну из каравелл дома Фернанду и сообщил об этой встрече Лоуренсу ди Бриту. Не теряя ни минуты, Бриту вручил ключи алькайду (или, по-нашему, начальнику тюрьмы), после чего тайно поспешил в Кочин, «ибо маршал был близким родственником Албукерки и, вне всякого сомнения, счел бы, по меньшей мере, странным обращение, которому был подвергнут его кузен (дом Афонсу — В. А.)», как писал хронист — современник описываемых нами событий.

Коутинью нашел обращение властей предержащих португальской Индии с домом Афонсу не просто странным, но в высшей степени странным, если не позорным. «Немедленно отправляемся в Кочин!» — заявил он Албукерки, которого сразу же по прибытии в каннанурскую гавань пригласил на борт своего флагманского корабля.

Перейти на страницу:

Все книги серии Документы и материалы древней и новой истории Суверенного Военного ордена Иерус

Белая гвардия Фридриха Эберта
Белая гвардия Фридриха Эберта

В нашей стране почти неизвестна такая интересная и малоизученная страница Гражданской войны, как участие белых немецких добровольческих корпусов (фрейкоров) на стороне русских белогвардейцев в вооруженной борьбе с большевизмом. Столь же мало известно и участие фрейкоров (фрайкоров) в спасении от немецких большевиков-спартаковцев молодой демократической Германской республики в 1918–1923 гг.Обо всем этом повествуется в новой книге Вольфганга Акунова, выходящей в серии «Документы и материалы древней и новой истории Суверенного Военного ордена Иерусалимского Храма», ибо белые добровольцы стали последним рыцарством, архетипом которого были тамплиеры — рыцари Ордена бедных соратников Христа и Храма Соломонова.В формате PDF A4 сохранен издательский макет.

Вольфганг Викторович Акунов

Военная документалистика и аналитика
Божьи дворяне
Божьи дворяне

Есть необыкновенная, не объяснимая рассудочными доводами, притягательность в идее духовно-рыцарского, военно-монашеского, служения. Образ непоколебимо стойкого воина Христова, приносящего себя в жертву пламенной вере в Господа и Матерь Божию, воспет в знаменитых эпических поэмах и стихах; этот образ нередко овеян возвышенными легендами о сокровенных, тайных знаниях, обретенных рыцарями на Востоке в эпоху Крестовых походов, в которую возникли почти все духовно-рыцарские ордены.Прославленные своей ратной доблестью, своей загадочной, трагической судьбиной рыцари Христа и Храма, госпиталя и Святого Иоанна, Святого Лазаря, Святого Гроба Господня, Меча и многие другие предстают перед читателем на страницах новой книги историка Вольфганга Акунова в сложнейших исторических коллизиях, конфликтах и переплетениях той эпохи, когда в жестоком противостоянии сошлись народы и религии, высокодуховные устремления и политический расчет, мужество и коварство.Сама эта книга в определенном смысле продолжает вековые традиции рыцарской литературы, с ее эпической масштабностью и романтической непримиримостью Добра и Зла, Правды и Лжи, Света и Тьмы, вводя читателя в тот необычный мир, в котором молитвенное делание было равнозначно воинскому подвигу, согласно максиме: «Да будет ваша молитва, как меч, а меч — как молитва»…

Вольфганг Викторович Акунов

Христианство

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное