Читаем Война за пряности. Жизнь и деяния Афонсу Албукерки, рыцаря Ордена Сантьягу полностью

По мнению Утимуты, нескольким сотням белых пришельцев было не под силу долго удерживать власть над Малаккой. В случае подхода к городу Алоадина с большим войском, португальскому господству неминуемо бы наступил конец. Однако же, очередная смена власти могла грозить весьма опасными последствиями ему, Утимуте, ставшему (пусть и на словах) португальским верноподданным, и всем его сородичам. Поэтому яванский старец предусмотрительно попросил нового султана даровать ему письменное «отпущение грехов» — прощение за переход Утимуты на сторону португальцев, как вынужденный и притворный. Кроме того, бендара мусульман Малакки подробнейшим образом описал Алоадину положение португальцев и обещал султану убить Албукерки со всеми его людьми при первой удобной возможности.

Однако и с султаном Алоадином хитрый Утимута вел нечестную игру. В случае, если бы бендаре мусульман Малакки удалось уничтожить португальцев собственными силами, он намеревался провозгласить себя султаном. Если же истребление Албукерки «со товарищи» произошло бы при участии войск Алоадина, то Утимута Раджа мог бы поставить себе в заслугу активную помощь в возведении законного султана Малакки на прародительский престол.

Возможно, Утимуте удалось бы выполнить свой коварный план в одном из двух его изложенных выше вариантов, если бы в затеянную им опасную интригу не вмешался бдительный буддист Нина Шату, назначенный домом Афонсу на пост бендары всех купцов-немусульман. Нина Шату перехватил через своих людей несколько писем Утимуты, адресованных Алоадину, и предъявил их Албукерки в доказательство двурушничества старого яванца.

Ознакомившись с содержанием писем, губернатор решил пока что не спешить с разоблаченьем Утимуты, но приказал в ускоренном темпе достраивать крепость. И лишь когда на башнях форта были установлены бомбарды, державшие Малакку под прицелом, дом Афонсу приказал взять под стражу яванского старца-интригана и всех членов его многочисленного семейства мужского пола.

Когда Утимуте предъявили его письма султану, старик невозмутимо возразил, что губернатор неправильно истолковал его мотивы. Он переписывался с Алоадином лишь для виду, пробуждая в том ложные надежды, чтобы заманить его в Малакку, как в ловушку.

Возможно, малаец счел бы такое объяснение достаточно убедительным. Однако европейский ум Албукерки, чуждый восточным ухищрениям, счел подобное искусное хитросплетение взаимных измен в стиле «потчевания партнера рахат-лукумом с ядом», слишком сложным для понимания. И дом Афонсу приговорил к смерти все семейство Утимуты, включая его самого.

Напрасно жены приговоренных к смерти предлагали по семь с половиной фунтов золота за выкуп жизни каждого из осужденных. В присутствии огромной толпы охваченных ужасом малаккцев Утимута Раджа, все его сыновья, зятья и внуки были возведены на обитый черной тканью эшафот и обезглавлены.

Попытка сторонников Утимуты поднять вооруженное восстание была подавлена. Но они долго не сдавались, осложняя португальцам жизнь ночными нападениями. Двум сотням португальцев пришлось на протяжении нескольких недель сражаться с этими хорошо вооруженными бандами, прежде чем те окончательно были загнаны в джунгли.

Между тем наступил январь. Если бы Албукерки задержался с отплытием, он пропустил бы муссон, и вынужден был бы провести в Малакке еще один год. На протяжении всего этого времени, наполненного борьбой с малайцами, тяжелым климатом и лихорадкой, строительными работами и решением все новых и новых проблем, его не оставляли тревожные мысли о его любимом Гоа, ставшем поистине городом его сердца, о том, как там живется без него, и не случилось ли чего плохого. Дом Афонсу испытывал большие опасения в отношении военных планов Идалкана. Правда, губернатор писал королю Мануэлу: «Вам нечего бояться за судьбу Ваших фортов в это части света — даже при известии о том, что они подверглись осаде, однократно, двукратно или десятикратно. Ваши крепости не будут взяты, пока их стены защищают португальцы». Но. смогут ли четыреста двадцать португальцев не на бумаге, а на деле выдержать неприятельскую осаду?

Форт, построенный им в Малакке, был внушительным фортификационным и в то же время — красивым архитектурным сооружением. Расположенный в дельте реки, он был увенчан башней в пятьдесят футов высотой. Установленные на башне бомбарды могли держать под обстрелом весь берег, а подходившие с моря корабли водоизмещением до двухсот тонн могли становиться на якорь прямо вдоль крепостной стены.

Перейти на страницу:

Все книги серии Документы и материалы древней и новой истории Суверенного Военного ордена Иерус

Белая гвардия Фридриха Эберта
Белая гвардия Фридриха Эберта

В нашей стране почти неизвестна такая интересная и малоизученная страница Гражданской войны, как участие белых немецких добровольческих корпусов (фрейкоров) на стороне русских белогвардейцев в вооруженной борьбе с большевизмом. Столь же мало известно и участие фрейкоров (фрайкоров) в спасении от немецких большевиков-спартаковцев молодой демократической Германской республики в 1918–1923 гг.Обо всем этом повествуется в новой книге Вольфганга Акунова, выходящей в серии «Документы и материалы древней и новой истории Суверенного Военного ордена Иерусалимского Храма», ибо белые добровольцы стали последним рыцарством, архетипом которого были тамплиеры — рыцари Ордена бедных соратников Христа и Храма Соломонова.В формате PDF A4 сохранен издательский макет.

Вольфганг Викторович Акунов

Военная документалистика и аналитика
Божьи дворяне
Божьи дворяне

Есть необыкновенная, не объяснимая рассудочными доводами, притягательность в идее духовно-рыцарского, военно-монашеского, служения. Образ непоколебимо стойкого воина Христова, приносящего себя в жертву пламенной вере в Господа и Матерь Божию, воспет в знаменитых эпических поэмах и стихах; этот образ нередко овеян возвышенными легендами о сокровенных, тайных знаниях, обретенных рыцарями на Востоке в эпоху Крестовых походов, в которую возникли почти все духовно-рыцарские ордены.Прославленные своей ратной доблестью, своей загадочной, трагической судьбиной рыцари Христа и Храма, госпиталя и Святого Иоанна, Святого Лазаря, Святого Гроба Господня, Меча и многие другие предстают перед читателем на страницах новой книги историка Вольфганга Акунова в сложнейших исторических коллизиях, конфликтах и переплетениях той эпохи, когда в жестоком противостоянии сошлись народы и религии, высокодуховные устремления и политический расчет, мужество и коварство.Сама эта книга в определенном смысле продолжает вековые традиции рыцарской литературы, с ее эпической масштабностью и романтической непримиримостью Добра и Зла, Правды и Лжи, Света и Тьмы, вводя читателя в тот необычный мир, в котором молитвенное делание было равнозначно воинскому подвигу, согласно максиме: «Да будет ваша молитва, как меч, а меч — как молитва»…

Вольфганг Викторович Акунов

Христианство

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное