– Думаю, это преждевременно, – отмахнулся король, – сначала в переговоры должны вступить министры иностранных дел, это их работа, и только потом придет время снаряжать делегацию на конференцию. Вот только мы с тобой еще долго не сможем покинуть территорию Британии, а значит, при успехе предварительных переговоров конференцию придется организовывать в Лондоне. Понимаешь, Джон, к чему я клоню?
– Понимаю, Берти, – согласился Фишер, – и всемерно одобряю. Но мне кажется, что сэр Эдвард Грей при всех своих достоинствах едва ли подходит для выполнения этой задачи. Да, он не бросил своего поста подобно многим другим министрам и депутатам, но на этом положительные моменты от его деятельности заканчиваются. Чтобы развернуть внешнюю политику Великобритании на новый курс, необходим человек, переживающий за это дело всем сердцем, или хотя бы неутомимый карьерист-трудоголик с кипучей энергией, который будет делать все в два раза быстрее[60]
, чем сэр Эдвард. К тому же наша деятельность будет весьма далека от либерализма, и наши новые союзники также исповедуют авторитарный стиль управления своими странами. Не думаю, что такой закоренелый либерал сможет продвигать идеи, прямо противоположные его убеждениям.– В таком случае, Джон, – сказал король, – могу посоветовать тебе одного неутомимого молодого карьериста. Это некто Уинстон Черчилль, тридцать четыре года от роду, журналист, писатель, кавалерист, лихой рубака и стрелок, не имеющий каких-то партийных предпочтений. Начинал как консерватор, потом переметнулся к либералам, в будущем может снова прибиться к консервативному берегу. Депутат Палаты Общин, с недавних пор исполняет обязанности Председателя Совета по Торговле. И, кстати, он тоже никуда не сбежал и сейчас находится в Лондоне, поскольку понимает, куда ветер дует. Одним словом, перспективный молодой человек, который со временем может встать в один ряд с великими политиками прошлого. Или не встать – если мы с тобой обнаружим в нем какой-нибудь изъян и решим, что литературная деятельность для этого господина подходит больше, чем политика.
– Я его знаю, – сухо кивнул адмирал Фишер, – и думаю, что мы сработаемся. Но это довольно резвый конек, и шоры с уздой для него гораздо предпочтительнее шпор и кнута.
– Ну вот и хорошо, Джон, – кивнул король, – встреться с этим молодым человеком в самое ближайшее время и объясни, в какую игру мы играем. Думаю, ему понравится. Все прочие кандидатуры – на твое усмотрение. А я в ближайшее время буду занят важнейшим делом, займусь королевской дипломатией: письма, телеграммы и прочее общение с коллегами по ремеслу. Прежде чем ты сможешь бросить в землю семя, я должен ее вспахать и удобрить…
30 июня 1908 года. Вечер. Македония, окрестности Солуна (Салоник).
Продвигающиеся вперед с непрерывными боями болгарские войска достигли северных окраин Солуна еще утром. Расстояние от горного перевала до городских окраин составляло двенадцать километров, и, если бы не многочисленные турецкие заслоны, могло быть пройдено за три-четыре часа. Но главный очаг ожесточенного сопротивления болгарскую армию ждал в самом городе. Двадцать тысяч турецких солдат и семь тысяч ополченцев готовились лечь костьми за то, чтобы болгарские солдаты никогда не вошли в этот город. Ради этой цели в каменистом грунте полукольцом были вырыты глубокие траншеи, в которых заняли позиции аскеры османского гарнизона, а в особо избранных местах были подготовлены полукапониры для картечниц.
Впрочем, эти укрепления не особо помогли османам. После первой же отбитой болгарской атаки со стороны наступающих захлопали минометы и загрохотали пятидюймовые гаубицы, а над турецкими укреплениями встали кусты разрывов. Начался штурм Солуна. Людям, сражающимся за этот город, было как-то параллельно падение метеора на Великобританию, а также связанная с этим паника в Лондоне и Париже. Не знали они пока и о страшном оружии русского корабля, смахнувшем этот метеор с небес будто муху. У них имелись свои заботы и свое видение этого мира со всеми его справедливостями и несправедливостями. Кровь текла по земле рекой, но причины тому были сугубо местными. И туркам, и болгарам, и грекам не было ровным счетом никакого дела до большой политики творимой Великими державами. Впрочем, последние еще поймут, насколько они ошибались…