Война за проливы. Операция прикрытия

История о том, как русские взашей вытолкали хитроумных греков из-под Салоник и напоследок, для острастки, наподдали им сапогом под зад, была уже известна всей просвещенной Европе. Бедняжка принц Константин при этом даже получил ранение пулей в плечо и тяжелую нервную травму, когда на него, будущего греческого короля, орал и ругался нехорошими словами флигель-адъютант императора Михаила. Так то Константин – двоюродный брат через династию Глюксбургов, а матушка у него и вовсе из Романовых. Любого другого принца, или там генерала, на его месте просто прибили бы до смерти без всякой жалости, а этот отделался простреленным плечом и вызовом на собеседование к царю царей. О таком уровне влияния австрийский монарх мог только мечтать. Его держава в последние сто лет была сильна скорее не мощью армий, а ловкостью своих дипломатов, которые стравливали меж собой сопредельные страны, и еще лисьим умением подхватить кусок, выпавший из чужого рта. Вот теперь этого оказалось мало: императора Михаила не соблазнишь и не уговоришь; да и Германия, прежде верный защитник, теперь смотрит в рот только русским. Война, которая неотвратимо маячила перед Австро-Венгерской империей, в отличие от всех предыдущих, неумолимо грозила летальным исходом. Это не прежние разы, когда пережившая изнасилование империя Габсбургов поднималась с земли, отряхивала юбку, и, мило улыбаясь, сообщала победителю, что ей даже понравилось^[66]. Однако этот раз ей уже будет не встать.

От таких новостей кому угодно станет плохо, – а ведь Францу-Иосифу было уже семьдесят восемь лет… Правда, этот мерзкий старикашка был бодр как никогда – вероятно, потому, что даже в аду его не желали видеть ни в каком виде. Пронять его удалось бы, наверное, только пневмонией^[67] или пулей сербского террориста. Для первого в середине лета был не сезон, а от второго замок Шёнбрунн слишком хорошо охранялся. С другой стороны, такое завидное здоровье могло быть чревато тем, что бывший император переживет свою империю. И ничего приятного в этой ситуации для него не было – одни унижения и поношения седин…

И, сполна осознав все это, австро-венгерский император приказал своему лейб-медику приготовить какой-нибудь медленно действующий яд, от которого тихо засыпают, но так никогда и не просыпаются, после чего вызвал к себе наследника, начальника генерального штаба и министра иностранных дел.

– Ну вот, – потухшим голосом сказал Франц-Иосиф собравшимся на его зов, – наше дело совсем плохо. Четвертого июля на рассвете истечет срок ультиматума русского императора – и тогда для нас разверзнутся врата ада. Отдавать Боснию с Герцоговиной тоже бессмысленно, потому что тогда у нас восстанут остальные провинции, за исключением чисто немецких и чисто венгерских. Ты уж извини, мой дорогой Франц Фердинанд, но соплеменники твоей жены будут в первых рядах. Я же знаю, что они называют меня «старик Прогулкин», а тех, кто кричит здравицы в мою честь, считают душевнобольными. Да-да, именно так…

– Выводить войска из Боснии уже поздно, – хмуро брякнул Франц Конрад фон Хётцендорф, – многие части находятся в осаде, а территориальные батальоны, в которых преобладал славянский элемент, частично перешли на сторону мятежников. Теперь та же зараза постепенно перекидывается и на соседние местности. В условиях гористой, поросшей лесом территории, война с сербскими бандами крайне затруднительна, тем более что они хорошо вооружены, а их главари прошли обучение в русских и сербских военных школах.

– Вот видишь, мой дорогой наследник, – со старческим дребезжанием в голосе сказал Франц-Иосиф, – никаких реформ после меня ты уже совершить не успеешь. Штыки русских солдат спасли нашу империю во времена моей молодости, и они же отправят ее в могилу. Без этого мы бы еще потрепыхались, а при той ненависти, что к нам испытывает русский император, никаких перспектив у нас, увы, уже нет.

– В нынешней ситуации, – твердым тоном произнес министр иностранных дел Алоиз фон Эренталь, – мы оказались в полной политической изоляции. До наших бед никому нет дела. Германия готовится повторить свой подвиг сорокалетней давности и расправиться с Францией. Франция, соответственно, подобно загнанной в угол кошке готовится защищать свою жизнь зубами и когтями. Великобритания решила вступить в противоестественный для своей прежней политики альянс с Россией и Германией, а Италия и прочие страны поменьше, как настоящие шакалы, только и думают о том, что они смогут получить при разделе нашей империи и, пожалуй, еще Франции. Уж очень итальянцам нравится Марсель и Лион. На этот раз дипломатия, думаю, будет бессильна, поскольку единственный наш искренний союзник – Турция, и сама она не на жизнь, а на смерть сражается с бесчисленными болгарскими полчищами.