Война за проливы. Операция прикрытия

И только греческие газеты заходятся неистовой злобой. Перепечатки их статей буквально брызжут желчью. Ну, это и понятно. Греческую армию отогнали от Салоник, как толпу нищих попрошаек от знатной дамы, а их наследный принц получил ранение при весьма сомнительных обстоятельствах. Русский император делит земли, и из-за этого одни его соседи становятся его искренними союзниками, а другие – злобными врагами.

«Абсурд… какой абсурд…» – доносится до меня шепот Дмитрия, лихорадочно листающего газеты. С чем он так отчаянно не хочет смириться? С тем, что именно царь Михаил и его помощники из будущего смогли укротить Комету, тем самым дав нам возможность жить? С тем, что отныне миропорядок будет регулировать именно Россия – при том, что править в ней будет все тот же сатрап и держиморда? Или с тем, что его жестоко обманули и не позволили умереть в огне кометного апокалипсиса?

И кстати, еще одна смерть, совсем-совсем свежая. Умер император Франц-Иосиф. Просто заснул в кресле и не проснулся. Лейб-медик говорит, что сердце старика не выдержало волнений, связанных с восстанием сербов. А ведь этот человек сам был целой эпохой – от царствования Николая Палкина до наших дней. Один из наших знакомых говорит, что это, немного не попадая в календарь, заканчивается тихий и спокойный девятнадцатый век и начинается век двадцатый – время бурных, почти революционных преобразований и великих невзгод…

Словом, мой супруг был явно терзаем внутренним протестом – и терзания эти загораживали от него повседневность… Или он прятался таким образом от этой самой повседневности, как улитка в раковину, потому что творящееся вокруг нас приводит его в сильнейшее замешательство? Все вокруг не то и все не так… Я знала, что бесполезно вызывать его на разговор – он будет отстранен, будет морщиться и просить дать ему «додумать некоторые мысли». И приходилось терпеливо ждать, когда он будет готов к разговору.

А разговор предстоял действительно серьезный. За эти несколько дней я окончательно пришла к решению – нам нужно возвращаться. Домой, в Россию – туда, где свежий ветер перемен меняет реальность своим могучим дыханием… Мы должны видеть все это своими глазами. Смысл существования таланта литератора как раз в том и состоит, чтобы, совмещая реальность со своими представлениями о ней, создавать новое видение мира. Реальность без фантазии и художественного домысливания – это банальный газетный репортаж. Вымысел без реальности – это сказка или маниловские бредни. Русский литератор без России – это все равно что Атлант, оторванный от матери-земли. Поэтому – домой и только домой! В Париж люди нашего призвания могут наезжать, но вот жить нам лучше в России. И еще мне захотелось встретиться с кем-нибудь из будущенцев и поговорить. О любви и ненависти, о жизни и смерти, о смысле происходящих изменений и о месте России в мировой истории. И вообще, должны же и среди них быть люди, не чуждые литературе… Я уже слышала, что даже простые матросы на эскадре адмирала Ларионова имеют образование, равное полному курсу реального училища – а это очень многое говорит о том мире.

Вернуться! Это сложно даже назвать решением – скорее, теперь это было уже убеждение, пришедшее именно с явлением Кометы… Что я ощущала, когда пьянящее чувство радости после нашего спасения немного улеглось? Пустоту. Пустоту и щемящую тревогу – словно мне жизненно необходимо догнать уходящий навсегда поезд… Словно с ним, этим поездом, уходит от меня все самое светлое, интересное, доброе и настоящее… Вся наша парижская эмигрантская бытность в какой-то момент показалась мне наполненной жалким фарсом, убожеством духа… Ведь многие наши знакомые вернулись – еще задолго до Кометы. Теперь я не сомневаюсь – они на самом деле довольны и счастливы там, на своей вновь обретенной родине… И я… я тоже хочу быть там – там, где вершится история, где каждый новый день чем-то отличается от предыдущего. И тогда уйдет эта пустота, эта тоска, это чувство потери, что так долго подтачивало меня – так что я уже свыклась с ним и просто старалась не замечать… Но теперь все изменилось, и я больше не смогу это игнорировать!

Вечер опускался на Париж. Мягкие сумерки вползали в комнату. Облачный закат окрашивал небо в розовые тона, и все было так безмятежно и отрадно, что я решила наконец избавиться от накопившегося напряжения и поговорить с Дмитрием – честно и откровенно, без всяких околичностей…

Мой муж, по обыкновению, сидел с газетами под ярко горящим газовым рожком, отрешившись от всего остального. Я сидела напротив и наблюдала за ним. Мне уже стало привычным это его выражение лица: окаменелое, с напряженными, изредка подрагивающими губами… Нет, я больше не могу это выносить!

– Дмитрий, нам нужно поговорить… – Я сама поразилась, как странно прозвучал мой голос – словно это говорил некто другой. Пошлая фраза, да. Но сейчас мне пришлось произнести ее.

Казалось, он вздрогнул. Поднял голову. Снял очки. Протер их, надел. Снова снял. Покашлял.