Война за проливы. Призыв к походу

– Ну, товарищ Ленин, – пожал плечами Коба, – не все так однозначно… Во-первых – не любого, а только того, кто нарушит наше соглашение и начнет готовить против нынешней власти какие-либо насильственные действия; а во-вторых – только в том случае, если вы, как глава партии, не сумеете остановить этого товарища и вернуть на путь истинный. Да и тогда в большинстве случаев ничего, кроме душеспасительной беседы, нарушителю конвенции не грозит. А зря. Такие товарищи дискредитируют нашу возможность выполнять заключенные соглашения.

– В любом случае, – сказало Ильич, – как бы ни складывались дела, такое положение мне никоим образом не нравится. Неуютно каждый день чувствовать себя на прицеле. Чуть что не так сказал – и здравствуй, Новая Голландия…

В ответ Коба только пожал плечами. За отдельными товарищами, больными детской болезнью левизны, о которых сейчас говорил Владимир Ильич, действительно приходилось присматривать в оба глаза, дабы они не наговорили или, не дай Бог, не натворили чего лишнего. Ведь душеспасительная беседа или каторжный этап в Сибирь – еще далеко не самое худшее, что может случиться с революционером. Истребительные группы ГУГБ, воюющие с террористическими ячейками (без различия их партийной и религиозной принадлежности) вооружаются автоматами (на самом деле пистолетами-пулеметами) Федорова под девятимиллиметровый парабеллумовский патрон. Тех, у кого не хватило ума бросить оружие и упасть на землю, обычно потом хоронят с изрядным свинцовым обременением внутри. Эти самые автоматы – жутко скорострельные машинки, на близком расстоянии по эффективности равные пожарному брандспойту, не разбирающие, кто прав, кто виноват.

Тем временем Ильич, который расхаживал туда-суда по комнате, заложив большие пальцы за проймы жилета, снова остановился напротив Кобы с ехидной усмешкой.

– А что, – живо спросил он, – лично вы, товарищ Коба, тоже не считаете низвержение самодержавия и пролетарское вооруженное восстание насущной необходимостью, или думаете, что нынешнее положение временно и без применения насилия нам не обойтись?

– В нынешних условиях, когда император Михаил по всем вопросам идет нам навстречу, – ответил Коба, – я считаю любое применение насилия и даже подготовку к нему не только излишним, но и прямо вредным. Маленькая ложь рождает большое недоверие, но если обман выразился делами и из-за него погибли люди – хоть служащие полиции, хоть простые обыватели, хоть наши товарищи, – то такой обман становится тысячекратно страшнее. Кто станет потом с нами договариваться, если мы одной рукой подписываем договоренности, а другой сами же их нарушаем…

– Да я, собственно, не об этом, – махнул рукой Ильич, – но ведь и император Михаил тоже может оказаться не вечным, причем без всякого нашего участия… Британские агенты, польские националисты, или вообще еще какие-нибудь …исты, ведь врагов у товарища Михаила хоть отбавляй. Что будет в таком случае с рабочим движением, если его преемник-регент из великих князей решит свернуть все его социальные программы, посадив нас с вами в тюрьму, чтобы не возражали и не мешали пить кровь трудового народа? Это я вообще-то говорю к тому, что не возражаю против вашей профсоюзно-партийной деятельности, но не уверен в том, что все эти благие начинания нынешнего императора имеют хоть сколь-нибудь продолжительное будущее.

Коба хмыкнул и измерил Ильича внимательным взглядом.

– Вы можете не беспокоиться, – сказал он, – но товарищ Михаил тоже не дурнее иных прочих. А если он чего и упустит, то найдутся товарищи, которые тут же ему подскажут. Не буду объяснять подробности, но в случае несчастья с товарищем Михаилом ни один Великий князь к должности регента не подойдет и на пушечный выстрел. Товарищи из будущего, которые контролируют вокруг трона все основные позиции, назначат регентом правильного человека, и никто даже пикнуть не посмеет. Кстати, и вы, и я тоже состоим в Регентском Совете и будем вместе нести свою долю ответственности за управление страной.

– Ну что же, товарищ Коба, – потер Ильич руки, – так будет даже лучше. Но теперь давайте вернемся к тому, что вы сказали в самом начале. Насколько я понимаю, новая партия нужна товарищу Михаилу потому, что он решил поиграть в парламентаризм, не так ли?

– Вы совершенно правы, – кивнул Коба, – это именно так. Только вот слово «поиграть» я счел бы в данном контексте несколько неуместным. Товарищ Михаил говорил, что народ должен чувствовать, что через своих представителей он принимает непосредственное участие в управлении страной, но в то же время ему не хочется возиться со всякими обормотами, которые могут пролезть в будущий парламент на волне левого популизма. Поэтому ему нужна максимально широкая и в то же время управляемая левая партия, которая перекроет собой все легальные оттенки рабоче-крестьянского движения…

– А наша партия большевиков, – быстро спросил Ильич, – будет допущена к парламентской трибуне, или товарищ Михаил собирается строить чисто однопартийную систему?