Война за проливы. Призыв к походу

– Так ведь, Петр Аркадьевич, нет никакой правой идеи. По крайней мере, для меня лично. Идея о том, что человек человеку волк, о том, что судят не за то, что воровал, а за то, что попался, о том, что прав тот, у кого больше денег и никто не может спросить у богатея о их происхождении, о том, что миллионы людей должны умереть или влачить нищенское существование только потому, что они не вписались в рынок… на самом деле это не идея, а собачье дерьмо. Слышали бы вы, какими сочными древнеарамейскими словами ругался Иешуа Га-Ноцри, когда изгонял торгующих из храма, а ведь это были чистейшей воды носители так любимой вами правой идеи. Идея о том, что нет ни веры, ни чести, ни совести – она ведь тоже правая, насколько это возможно, как и идея изначальной врожденной ущербности простонародья в сравнении с так называемой чистой публикой. Если бы мы и дальше следовали по прежнему пути, то впереди нас ожидал бы ужасный социальный взрыв и гибель России, которую мы знаем и любим. Вам же много раз об этом говорили, напоминая, что терпение народа не безгранично, а сделанные в прежние царствования ошибки толкают нас в пропасть. Неужели эти наши слова были для вас пустым звуком, тем более что перед глазами у каждого мыслящего человека до сих пор стоит пример Французской революции, которая при попустительстве неумного монарха сокрушила династию Бурбонов, веру в Бога, и сделала ставку на свободу, равенство и братство, проводимые в жизнь при помощи гильотины? В то время как подавляющее большинство моих подданных едва сводит концы с концами, а зачастую просто голодает, я не счел возможным проводить никакую другую политику, кроме той, что провожу сейчас. Наличие очень богатых людей в российском обществе, разумеется, возможно, но не по соседству с той ужасной нищетой, которая царила во многих местах тогда, когда я взошел на трон. Сейчас эта нищета всего лишь сменилась бедностью, которая уже не угрожает большинству наших подданных внезапной смертью от голода, но все равно делает их существование тяжелым и невыносимым. Тот путь, который вы называете гибельным, на самом деле является спасением России и служит увеличению ее торговли, промышленности и росту народонаселения. Неужели вы не видите, что предпринимаемые нами усилия уже дают плоды и государство становится все сильнее и богаче, промышленность получает дополнительное развитие, а урожаи на мужицких полях увеличились на одну треть, из-за чего у нас теперь отсутствует угроза голода?

– Угроза голода, – хмуро ответил Столыпин, – отсутствует не из-за мифического роста урожаев на мужицких полях, а из-за того, что офицеры ВОСО в мирное время развлекаются тем, что мастерски манипулируют зерновыми эшелонами, принадлежащими хлебной монополии. Едва только где возникает угроза нехватки зерна, как туда уже спешат эшелоны. Вот это было полезное начинание вашего величества, напрочь изжившее в России хлеботорговцев известной неудобоназываемой национальности. И все же мне кажется, что с полной монополией вы поспешили, кое-кого из русских купцов православного вероисповедания в деле можно было бы и оставить…

– Неполная монополия, – ответил Михаил, – это все равно что решето вместо ведра для переноски воды. Впрочем, то, что имеется сейчас, меня вполне устраивает, в том числе и ваша деятельность на посту министра; и я хотел бы, чтобы вы без всяких предварительных условий отозвали свое прошение об отставке. У меня не так много хороших министров вроде вас, чтобы я мог разбрасываться ими направо и налево.

– Так, значит, вы считаете меня хорошим министром? – удивился Столыпин, – и это несмотря на то, что я только что вполне откровенно высказался о том, как я на самом деле отношусь ко всей вашей деятельности?

– Одно другому не мешает, – пожал плечами император, – получая от меня указания, вы грамотно и в срок воплощаете их в жизнь, так что у меня нет никаких оснований для неудовольствия в ваш адрес. Ваше же мнение по некоторым вопросам я считаю либо предвзятым (ибо вы представляете класс помещиков), либо составленным на неполных основаниях. Так, например, изымать земли планируется не у помещиков вообще, а у тех владельцев поместий, которые утратили связь с дворянским сословием и в тоже время ранее получили в Дворянском банке ссуды под залог своих земель. Именно такие, зачастую заложенные и перезаложенные имения, планируется изымать в собственность государства и пускать в повторный оборот.

– Да, – кивнул Столыпин, – я слышал о том, что вы готовите указ, отменяющий повеление императора Петра Третьего о дворянской вольности, и мне он кажется по меньшей мере необдуманным. Неужели вы, государь, хотите лишить куска хлеба тех вдов и сирот, которые по женскому своему состоянию или малолетнему возрасту не в состоянии вступить в действительную службу, чтобы подтвердить свое право на дворянские привилегии? Мне кажется, что это будет неоправданная жестокость, ибо такие семьи в большинстве своем и так еле-еле сводят концы с концами, бедствуя ничуть не хуже тех мужиков, которых вы тут защищаете.