Все началось в роковом четвертом году. Известие о нападении Японии на Россию было воспринято нами как порыв свежего весеннего ветра, ворвавшегося в наглухо законопаченное до того окно. Мы все помнили, как изменилась самодовольная Россия Николая Палкина после поражения в Крымской войне от войск коалиции, и рассчитывали на то, что поражение, нанесенное царскому режиму японскими самураями, подвигнет Россию к новому историческому сдвигу. Вслух о таком говорить было, конечно, неприлично, но в уме все прекрасно понимали, что без поражения в войне не может быть поступательного развития. Прежде чем Россия превратится в Европу, об нее предстоит обломать немало палок.
Но потом все пошло совсем не так, как мы рассчитывали. Вместо поражения Россия потерпела в этой войне победу, а свежий ветер из приоткрывшегося окна обернулся для нас знойным дыханием огненной геенны. Да-да, именно так, я не оговорилась – Россия именно «потерпела» победу, потому что последствия той победы в злосчастной и скоротечной, как удар молнии, войне будут сказываться на ней еще десятилетия, если не столетия… Как я уже говорила, всегда поражение русского государства приводило к свободам и послаблениям, а победы отзывались долгими годами самой жестокой реакции. Но поначалу никто ничего не понимал. Нечего было понимать. Газеты ограничивались только подачей фактов, утаивая истинную суть, а живая человеческая мысль просачивалась с Дальнего Востока в Петербург крайне медленно, претерпевая по пути различные изменения. После победы России – причем победы блистательной и беспримерно воодушевляющей, – многие, впав в эйфорию, стали считать, что над Россией распростерлось Божье благословение…
Однако умные и просвещенные люди относились к происходящим событиям с оттенком мрачного скептицизма. Ведь победа русского оружия лишь укрепила самодержавие! Самодержавие, которое душило всякую свободную мысль, препятствуя интеллигенции в выражении своих идей, видя в ней основных врагов и смутьянов… Несправедливая власть царя, попирающая личность, убивающая все живое и свежее, что только может породить человеческий разум, загоняющая гений в жесткие рамки цензуры и однобоко понимаемой православной идейности… Бедные русские солдаты и матросы, которые сами, своими руками, способствовали тому, чтобы на их шею надели жесточайшее удушающее ярмо… Видимо, такова судьба у этого народа – с радостью и энтузиазмом идти в бой за своих угнетателей и напрочь отвергать тех, кто хочет принести им свободу. Дмитрий (Мережковский) в сердцах как-то сказал мне, что если Россия и свобода несовместимы, так пусть лучше никакой России не будет вовсе…
Несмотря на всю нашу ненависть к самодержавию, неожиданное убийство террористами-эсерами Николая Второго на фоне якобы улучшающегося положения России в мире показалось нам очень тревожным сигналом. Естественно, далее произошло как раз то, чего и следовало ожидать: охранка, которую новая власть перекрестила в государственную безопасность, показала себя во всей красе, жестоко прочесывая ряды тех, кто, по ее мнению, мог быть причастен к акту цареубийства. Угнездившаяся в Новой Голландии новая Тайная Канцелярия пачками хватала людей и швыряла их в свои застенки. Санкт-Петербург был запечатан так плотно, будто это закатанная банка мясных консервов, и внутри него происходили аресты, аресты, аресты. При этом пострадали очень многие… Ужасно! Сатрап и душитель свободы был мертв, но все шло к тому, что положение вещей после этого не только не улучшится, но и станет вовсе невыносимым. Эта смерть вызвала самую жесточайшую реакцию, опустившуюся на Россию подобно черному облаку. А потом появился он… Царь Михаил, Антихрист нашего времени, уже успевший зарекомендовать себя как герой войны с Японией и имеющий оттого неплохую репутацию в определенных, так называемых «патриотических» кругах. И все мы ужаснулись тому, что он принес с собою в мир. Зато для остальных он по сравнению со своим покойным братом был как рыкающий лев рядом с кротким агнцем…
Но последней каплей, вынудившей нас оставить Россию, стали первомайские события того же четвертого года – когда царь-антихрист сделал эффектный реверанс в сторону так называемого «простого народа», пришедшего к нему со своей петицией… Русский самодержец, чего от веку не бывало, согласился на все требования, которые ему выдвинули рабочие… Что это было? К чему он это сделал? Царь-Антихрист испугался бунта и народных волнений? Или это было взвешенное решение, подготовленное заранее на этот случай? Как бы там ни было, но то событие, не оставившее равнодушным никого и вызвавшее бурный отклик общественности во всем мире, явилось для нас с мужем последним толчком к тому, чтобы уехать из этой страны, где стали происходить весьма странные, не поддающиеся никакому рациональному объяснению, события.