Война за справедливость, или Мобилизационные основы социальной системы России

Получается, что в дисциплинарно-правовом отношении крепостные крестьяне были приравнены к солдатам регулярной армии, а солдаты пунктом 9 Разъяснений к «Воинскому уставу о наказаниях» – к крепостным крестьянам. Тогда понятно, почему вдруг в первые дни Февраля солдаты заговорили об отмене крепостного права тем, что они «вышли на улицу».

Не приходится удивляться и тому, что нищие и озлобленные безысходностью службы отцы-командиры были не только офицерами, но и полицейскими надзирателями, такими же, как и помещики при крепостном праве. Тогда становится понятно, что люди, находившиеся в состоянии бесправия, почти равного состоянию какого-нибудь каторжанина, вряд ли могли испытывать сыновние чувства к своим отцам-надзирателям – командирам или помещикам.

Мы говорим в целом о системе, в ней наверняка были и исключения, наверняка были и хорошие, добрые офицеры и помещики, которые не пользовались своими привилегированными правами или пользовались ими щадяще. Но это не значит, что таких прав у них не было.

К тому же наверняка были и многочисленные злоупотребления, мордобой, о котором вспоминали восставшие солдаты в феврале 1917 года, или отмененная законом порка. Один солдат в письме с фронта как-то жаловался: «Стали пороть солдат розгами за самый мельчайший проступок, например, за самовольную отлучку из части на несколько часов, а иногда просто пороли для того, чтобы розгами поднять воинский дух».[404] Есть свидетельства, что легендарный генерал А. А. Брусилов порол солдат-фронтовиков за неотдание чести, будучи командующим 8-й армии Юго-Западного фронта.[405]

Наградив офицеров полицейским правом, похожим на право барина, система фактически включила их в состав высшего сословия, независимо от того, были они дворянами или нет, независимо от того, были они бедны или богаты. Наследственность как один из внешних признаков сословности присутствует здесь не в чистом виде, как, например, у помещиков или крестьян, а отчасти, поскольку дети офицеров не всегда продолжали дело своих отцов, да и не обязаны были этого делать. Но в тоже время другого выбора у них часто не было. Чтобы получить среднее или высшее образование, нужны были значительные средства. Поэтому дети офицеров обычно шли в военные училища на казенный кошт, продолжая военную династию, и тем самым военная служба превращалась в их вынужденно наследуемое сословное право.

Высшее сословие, обладая в целом привилегированными правами, тем не менее, не было свободно от противоречий иерархической структуры, вызванных главным образом различием в материальном положении социальных слоев внутри сословия. Некоторые современники видели в этом результат реформ Петра I, и даже называли бедных дворян «дворянским пролетариатом».[406] Тем не менее, поскольку офицеры фактически, по службе, входили в состав высшего сословия, им были предоставлены его права.

Право как бы сдавалось в аренду тем, кому оно не принадлежало по рождению. На службе офицеры-«пролетарии» и офицеры-аристократы становились «участниками» высшего сословия в силу выполнения служебных обязанностей, за которыми законом были закреплены привилегированные права. Они, конечно, хранили честь мундира, но мы же понимаем, что по своей социальной сути, в душе, «пролетарии» и аристократы принадлежали разным социальным классам, их разделяла пропасть. Объединяли же их только служебные права, близкие правам высшего сословия. Поэтому в армии служебные права, сливаясь с сословными, принадлежали как бы уже не отдельной личности, тому или иному офицеру, а должности, служебному месту.

В данном случае можно сказать, что привилегированные права стали функцией места или даже функцией офицерского звания. Это наводит на мысль об их схожести с военной круговой порукой, о которой мы говорили выше. Она складывается из бинарной ответственности и функции места – Об+Фм=КрПв.

Однако можно заметить, что ответственность офицеров отличалась от ответственности бойцов хотя бы тем, что все офицеры были участниками служебной иерархии – по отношении друг к другу они были и начальниками, и подчиненными, «все рабы и все деспоты».

Но по отношению к солдатам они были только начальниками, а значит – только деспотами. Как гласил «Устав о наказаниях», «по отношению к нижним чинам начальниками признаются: а) все офицеры русской армии и флота, состоящие в действительной службе, а равно числящиеся в запасе, но последние – если они в военной форме».[407] Именно это обстоятельство как бы отгораживало офицеров от нижних чинов и в дополнение к закону еще больше укрепляло сословное неравенство, сословное право в армии. Обратной стороной этого права, полагаем, было его отсутствие у нижних чинов, выражением чего было чинопочитание, за нарушение которого они несли строгую ответственность.