Война за справедливость, или Мобилизационные основы социальной системы России

Очевидно, что социальная мобильность в «нормальных» капиталистических странах выполняет роль стравливающего клапана – люди оставляют те места, где нет возможностей для жизни, для развития и перебираются в другие, меняют профессию, место жительства, нанимаются на фабрики и заводы, получают образование, поднимаются или опускаются по служебной лестнице, двигаются по вертикали и горизонтали. «И так весь мир вертится».

А у нас, поскольку сословные границы существенно затрудняли социальную мобильность между сословиями, внутри каждого сословия постепенно накапливалось избыточное социальное давление. Клапана для его стравливания практически не было, так как границы между сословиями устанавливались законом, не говоря уже о традициях, и строго охранялись. Поэтому если дело доходит до взрыва, сила его может поразить даже самое смелое воображение, он сразу же превращается в пугачевщину, в кровавый «русский бунт, бессмысленный и беспощадный».

Главную роль в этом играют мобилизационные экономические отношения, которые естественным образом протекают в рамках сословных границ, внутри сословий, что препятствует их росту и, соответственно, ограничивает возможности для развития низшего сословия как наиболее бесправного, что, конечно, сокращает и рынок, и рыночные отношения. В этом заключается еще одно своеобразие сословного капитализма, еще одна отличительная черта. Он как бы варится внутри маленькой кастрюльки, которую кто-то по недоразумению поставил в огромный кипящий котел.

Например, сословие городских обывателей Российской империи было расписано на четыре состояния – почетные граждане, купцы, мещане, ремесленники. Каждое состояние в соответствии с законом выбирало своего старосту, который управлял его делами. А все вместе они выбирали двухступенчатыми выборами управу – на первый взгляд, все вполне демократично. У сельского обывателя тоже были определенные права. Он, скажем, мог участвовать в сельских сходах, решать вопросы о распределении земли или имущества, выбирать старосту, мог перейти в мещанское или купеческое звание. Все тоже вполне демократично.

Но переход из одного сословия в другое – только с согласия «сего общества» (ст. 561, 563 «Свода законов о состояниях») и с соблюдением определенных бюрократических процедур. Демократией это уже не назовешь, сам факт перехода из одного состояния в другое, обусловленный определенными требованиями, есть ограничение свободы.

Правда, были и те, кто мог приписаться, например, к мещанскому состоянию и без согласия общества (ст. 564) – питомцы воспитательных и сиротских домов, подкидыши, «иноверцы, принявшие Христианскую веру», дети канцелярских служителей, отставные рекруты, лица, принявшие российское гражданство, иностранцы, отставные придворные служители и т. д. Другими словами, право всех перечисленных стоило дороже права сельских обывателей, в подавляющем большинстве представлявших собой русских крестьян, титульную нацию. Притом что в соответствии со статьей 564 «Свода законов о состояниях» даже любой иностранец, не имеющий российского гражданства, приехав в Россию, вливался в ряды привилегированного сословия, что давало ему право на занятие предпринимательской деятельностью или службой, правда, формально при наличии «Высочайшего указа».

Нетрудно представить, что при таких обстоятельствах образованные немцы, поляки и даже свои евреи-«инородцы», те из них, кому было «дозволено» покидать места оседлости (лица с высшим образованием, купцы первой гильдии, аптекарские помощники, фельдшеры, дантисты и ремесленники на время подрядных работ),[412] занимали большое число «доходных мест». Они же формировали и определенную социальную среду, скажем так – с элементами сословно-этнического превосходства, и становились «господами». Вряд ли это добавляло согласия в и без того непростые отношения низов и верхов. В этом смысле и националистические погромы накануне войны и в ее ходе, и патриотический подъем в ее начале были не случайны. Они были ярким проявлением не классовой или религиозной, а именно сословной борьбы, ее никому из современных исследователей неизвестным индикатором.

Но закон все-таки позволял переход из одного сословия в другое и коренным подданным, что делало сословные отношения до определенной степени подвижными, а границы между сословиями – нечеткими и размытыми. Скажем, чтобы перейти из мещанского состояния в другое, нужно было оформить «увольнительный приговор», т. е. справку от общества о том, что «на перечисляющемся не состоит ни недоимок, ни частных долгов», что он не состоит ни под судом, ни под следствием, в случае несовершеннолетия «увольняемого» должно быть представлено согласие родителей (ст. 572).