Война за справедливость, или Мобилизационные основы социальной системы России

Но объединяла всех, социалистов и несоциалистов, давнишняя мечта об Учредительном собрании, буквально все политические силы страны ждали его созыва как манны небесной. Оно должно было закрепить «завоевания» Февральской революции, обеспечить решение демократических задач, связанных с реализацией общегражданских «буржуазных» свобод человека – демократическая республика, всеобщее избирательное право, 8-часовой рабочий день и т. д. Видимо, поэтому Февральская революция всегда считалась буржуазно-демократической, хотя сейчас стараются не говорить об этом вслух. В чем же «буржуазность» буржуазной революции, если использовать оценки социалистов начала ХХ века? Во Временном правительстве, куда вошли представители Прогрессивного блока или в его политике?

На наш взгляд, если в политике, лучше сказать, в действиях социалистического Совета не было социализма, то и в действиях (политикой их тоже не назовешь) буржуазного правительства не было ничего буржуазного. А причина проста – ни тот, ни другой не были ни социалистами, ни «буржуями». Больше того, и социалисты, и члены буржуазного правительства в большинстве своем принадлежали высшему сословию (председатель Петроградского Совета Рабочих и Солдатских Депутатов Н. С. Чхеидзе был дворянином, а член Исполкома И. Г. Церетели – князем). Принадлежность к сословию определялась не наличием собственности на те или иные средства производства, не размерами капитала и даже не единством политических взглядов, а наличием особых прав.

Крестьянин мог быть богатым, иметь наемных работников, торговлю или лавку в городе, но при этом не иметь прав, а князь – бедным (относительно, конечно). Однако он пользовался значительными правовыми привилегиями, например, на получение образования, должности, чина или «места», на получение дворянского кредита под залог имения на 67 лет (!), на передвижение в пространстве, на покупку и продажу земли, на ведение предпринимательской деятельности и, наконец, на гуманное обращение в случае ареста…

В этом смысле первый глава Временного правительства, которого депутат А. А. Бубликов характеризовал как «положительным его несчастьем», «вечно растерянный, вечно что-то забывший, ничего не предусматривающий, постоянно старающийся всем угодить, всем быть приятным, ищущий глазами, кому бы еще уступить»,[447] кадет, князь Г. Е. Львов мало чем отличался от социалиста-революционера А. Ф. Керенского. Несмотря на различие в политической ориентации, они принадлежали одному и тому же социальному классу – высшему сословию. Оба были дворянами, хотя богачами не были. Их нельзя отнести к буржуазии как, например, министра финансов М. И. Терещенко, сказочно богатого сахарозаводчика, который принадлежал «войсковому сословию», и одновременно был самым «анекдотичным элементом кабинета» со стажем «маленького чиновника по балетной части».[448]

Вообще понятие «буржуазия» довольно расплывчато и неопределенно. И до сих пор нет единого и точного понимания этого термина. В марксизме считалось, что класс буржуазии появляется в капиталистическом обществе, что это «класс собственников средств производства, существующий за счёт прибавочной стоимости, получаемой в результате применения наемного труда» (Толковый словарь Ожегова).

Сейчас этот термин вышел из употребления, т. к. «с развитием безличной субъектности традиционное понимание буржуазии как класса собственников нуждается в модификации».[449] Но если принять, что капитализм в России был сословным, то есть развивался внутри ограниченного круга лиц, наделенных особыми правами, то и буржуазия была сословной, т. е. «дряблой и незрелой»,[450] как справедливо считалось в советской историографии.

Сегодня это обстоятельство никого особенно не интересует, никто даже не пытается понять, откуда взялась такая дряблость (Л. Б. Троцкий в «Преданной революции» называл ее «ничтожество русской буржуазии»). Во всем мире капиталисты – это хищники, акулы, жесткие и циничные первопроходцы, пионеры, которые не устают открывать новые области деятельности, не всегда, правда, в рамках закона. А у нас они какие-то ничтожные, дряблые и незрелые, даже паразитические.

Одну из причин называл в свое время профессор И. Х. Озеров: «русское общество жило дворянской моралью: подальше от промышленности, это-де дело нечистое и недостойное каждого интеллигента. А вот сидеть играть в карты, попивать при этом и ругать правительство – вот настоящее занятие мыслящего человека».[451]

Другую причину «дряблости» отечественных капиталистов можно найти, как ни странно, в финансовой реформе С. Ю. Витте, который широко распахнул двери для иностранных инвестиций в Россию. Благодаря этому первопроходцами становились в основном иностранцы. Это они на свои капиталы создавали банки, строили новые заводы и фабрики, вели добычу нефти, прокладывали железнодорожные пути. По некоторым данным, доля иностранного капитала «в производительных вложениях достигала 72 %».[452]