Война за веру

Кто-то из наших осмотрел одного из раненых, похоже, того, с убитой мной лошадью, и деловито перерезал ему глотку. Я молча перезаряжал револьвер. Четыре попадания из семи, считая пулю в стволе. В дикой запарке и на нервах отличный результат. А вот приготовить вторично к бою достаточно непростое занятие. Курок на полувзвод, блокируя барабан, после чего можно отжать защелку и снять сам барабан. Заполнить каморы порохом, вставить капсюли, запрессовать пули не пальцем, безусловно, а специальным инструментом, и снова поставить все на место. Без сноровки муторное дело.

— Потери?

— Двое погибли, четверо серьезно ранены.

На минимум две дюжины врагов соотношение приемлемое. Поскольку я собрал почти четыре сотни, да еще и Малха с пятью десятками головорезов, шансы на победу велики.

— Раненых назад, в усадьбу.

Вокруг нас к этому моменту собралось достаточно много народа. И ее парни, и приведенные Тодором, и мной лично отобранные в качестве охранников дома и семьи во главе с Пирром.

— Трофеи собрать, — приказала Малха. — Ты и ты, — ткнула пальцем, — отвезти в особняк. Делить потом станем. Головы в мешок.

— Лучше он, — показываю на одного из присутствующих. Руку держит осторожно, она завязана побуревшим от крови куском материи, и пользы от него в свалке будет мало.

— Ерунда, — говорит тот бодро. — Я пойду со всеми.

Так, еще не хватает обсуждения приказов и хочу или не хочу. Прекрасно сознаю, в чем причина.

— Слушать всем, — произношу максимально громко. — Чего не поймете, уточните потом у десятников. Если кто посмеет взять хоть медную монетку до раздела, повешу собственными руками на воротах его дома. Это ясно?

Неразборчивое бурчание и заинтересованные лица. Они еще не осознали, что так и сделаю.

— Делим так: половина добычи на всех участвовавших сегодня. На всех! — подчеркнуто глядя на строптивого. — Пешему одна доля, конному три, десятнику вдвое против обычной, сотнику вчетверо, пятисотнику в восемь раз и так далее, повышая до командира отряда. Это понятно?

Одобрительное ворчание.

— Вторая половина идет на пять равных частей. Первая доля Пророчице, чтоб не зависела ни от кого, включая меня. — Судя по киванию, мысль одобрили. — Вторая — общине на ее нужды. Третья пойдет на военную подготовку и амуницию общине. — Это дикие деньги — порох, артиллерия и кони. А кормить такую орду постоянно? Я что, из своего кармана всю жизнь содержать обязан? — Четвертая семьям погибших и пострадавших в бою. — А вот это явно вызвало одобрение. — И последняя на помощь больным, бедным, сиротам и нуждающимся. Это закон добычи для всех, и порядок не изменится, — припечатал.

Как ни удивительно для вечно воюющих с соседями и заботящихся о чести, четкой росписи, сколько кому от захваченного, не существовало. В разных отрядах и местах решали по-разному. Чаще всего оставалось на совести начальника, собравшего людей для похода или налета. Конечно, он не мог забрать все подчистую. Да и не пытался. Кто ж пойдет с таким снова. Командир должен быть щедр к своим людям и не забывать отличившихся. На практике всегда существовало ядро из проверенных ранее соратников, и такой человек частенько одаривал близких более жирными кусками. В общем, справедливо. Кто со мной и прежде ходил, тому доверия и долю больше.

— Я сказал! Вы услышали. Недовольные еще могут уйти.

Желающих не обнаружилось.

— Не все из вас Чистые и не обязаны идти со мной в неизвестность. Но если кто согласится и потом начнет возражать — его ждет смерть. Неподчинение в походе иначе не карается!

По окончании речи посмотрел на недовольного.

— Как прикажешь, — сказал тот крайне независимо и испарился в неизвестном направлении.

Надеюсь, не прятаться, а честно выполнять указание по сбору трофеев и назад, в особняк. Я забрал почти всех мужчин, кроме стариков и детей. Пусть хоть однорукий присутствует.

— Суждено нам умереть или жить, решать не нам, а Ему. Но победить нас нельзя, пока мы воюем за веру! Этот путь ведет в рай!

Без намеков был поддержан криками одобрения. Людям понравилось.

— О! — восклицаю, когда подтащили и поставили на колени парочку практически целых бандитов. — Медвежья Шкура собственной персоной. Это хорошо. Будет что предъявить твоему папаше.

Старший сын Слоноубийцы.

— Тебе все одно не жить, Фенек безродный, — скривившись, сказал тот, сплюнув выбитый зуб с кровью.

Как достали эти дурни. И главное, совершенно без причины. Я официально принят в семью и племя.

— Ты б лучше про выкуп чего сказал, а теперь уж точно в живых не оставлю. Отрежьте-ка ему язык болтливый. Только прижечь не забудьте, чтоб сразу кровью не истек.

Он забился в руках моих людей. Парень здоровый и имя получил не случайно, в одиночку взяв матерого самца. Против лома нет приема, а со связанными руками не очень подрыгаешься. Дали по башке и скрутили, деловито разводя костер.

— Ты? — глядя на следующего, спрашиваю.

Пока костерчик запалили и язык вырезали, притащили еще с пяток пленных. Эти выглядели похуже. Кто с ранами, кто прямо с древком от стрелы в плече. Возиться с ними никто не собирался.