Воины

Их прогулка продолжалась три часа. Султан с воодушевлением и гордостью указывал на здания, уже ставшие одним из самых больших строительных комплексов в мире: огромные конюшни и амбары, дворцы и гаремы, приемные покои, частные жилища, залы для пиров, кухни, казармы, бани и мечети. Все это было пыльным, бесконечным и грандиозным. Энергичный султан фонтанировал идеями и то и дело останавливался, чтобы отдать приказы надзирателям, явно трепетавшим от страха в присутствии Исмаила. Батист же со своей стороны находил сегодняшнюю прогулку вполне приятной.

Они вернулись к месту, к которому был приписан Батист, и тут Исмаил заметил группу рабов, которые, по его мнению, двигались слишком медленно. Он взял меч у одного из телохранителей и с поразительной быстротой обезглавил двоих рабов. Батист побледнел. Он изменился в лице лишь на миг, но Исмаил заметил его мягкость. В этот миг жизнь Батиста изменилась.

Исмаил протянул меч ему и показал на оставшегося раба, съежившегося у его ног.

— Убьешь ли ты для нас сегодня, Инженер? — спросил император.

Батист в оцепенении подумал, что это какая-то шутка.

— Ваше величество, я не убийца.

— Но ты же воин!

— Я инженер, сир.

— Разве твои создания не убивают?

— Другие люди используют их, чтобы убивать, ваше величество. Но не я.

— А в чем разница? — На лице Исмаила отразился искренний интерес. — Как может сила существовать без способности нести смерть? Как тогда люди будут бояться тебя?

— Меня не волнует, станут ли люди бояться меня. И я не могу судить, как им следовало бы использовать мои устройства. Я просто знаю, что никогда не стану убивать собственноручно — разве что для того, чтобы самому не быть убитым.

Султан расхохотался; голос его сделался пронзительным.

— «Никогда» — это воистину очень долгий срок. Действительно ли это так?

— Да, ваше величество.

Исмаил пристально и оценивающе взглянул на Батиста; на царственном лице отразилась напряженная сосредоточенность. Потом он подозвал личного писца и жестом велел ему сесть на стоявший рядом табурет. Исмаил наклонил голову и принялся что-то шептать писцу, а гот заносил слова султана в длинный свиток. Батист стоял молча, надеясь поначалу, что то, что диктует султан, не имеет к нему отношения. Однако же Исмаил, диктуя, часто поглядывал на него, и лицо его попеременно делалось то веселым, то серьезным. Он шептал, делал паузу, погружался, казалось, в глубокую задумчивость, затем снова принимался шептать — и так почти что целый час. Батист начал бояться того, что произойдет, когда диктовка закончится. Он вспомнил слова Атиньи: «Молись, чтобы он тебя не заметил».

Наконец Мулай Исмаил обратился к Батисту:

— Кровь пророка, что течет в наших жилах, позволяет нам прозревать пути, которые Аллах в своей мудрости предначертал для некоторых людей, — произнес султан. — Мы записали ключевые точки твоей жизни в этом свитке. Он будет храниться над притолокой дворцовой двери, чтобы его все видели, но никто не мог коснуться, кроме нашего писца. Мы будем читать его время от времени, чтобы узнать, насколько отчетливо путь, предначертанный для тебя Аллахом, был открыт нам, Его недостойному последователю.

Писец плотно свернул свиток, перевязал шелковым шнурком и положил в нишу над дверью, охраняемой одним из личных стражников султана.

Прошло несколько дней, заполненных работой и волнением, прежде чем Батист снова услышал топот копыт. Султан остановился неподалеку, но не стал подзывать его, а вместо этого принялся осматривать стены, как он это часто делал, всегда проявляя внимание к малейшим подробностям. Но затем у одного раба лопнула веревка, и тяжелый груз вывалился из плетеной корзины. Раб рухнул на четвереньки и поспешно принялся собирать камни обратно. И тут султан подошел поближе.

— А, Инженер! — весело произнес он, завидев Батиста. — Какая счастливая встреча! — Он кивком указал на раба. — Покажешь ли ты, как наказывается леность на службе султану?

— Что, ваше величество? — неуверенно переспросил Батист.

— Убьешь ли ты для нас сегодня, Инженер? — Исмаил произнес эти слова так весело и непринужденно, словно речь шла о погоде. Батиста замутило, а властелин Марокко ждал, молча наблюдая за ним, и гелохранители-бокхакса стояли такие же молчаливые и бесстрастные. У Батиста в руках был тяжелый посох, но он не мог обратить его против несчастного тощего испанца, который осознал, что сейчас должно произойти, и принялся молить о милосердии.

— Нет? — переспросил султан.

— Нет, — ответил инженер.