Обеспокоенные афиняне, по настоянию все того же Демосфена, решили забыть о прежних разногласиях с Фивами и отправили к фиванцам посольство с обещанием помощи и призывом к союзу; во главе посольства стоял, разумеется, Демосфен. Его речь оказалась убедительнее доводов, которые приводили посланцы Филиппа, и Фивы присоединились к Афинам (в награду за это Демосфену был присужден золотой венок). К зиме 338 года в Фивах собралось до 30 000 человек пехоты и около 2000 всадников — в это число входили фиванские «священный отряд» и ополчение, 10 000 афинских наемников, отряды из других союзных городов и наемники из Коринфа. Зима прошла за переговорами и мелкими стычками, в которых успех сопутствовал союзникам. Весной Филипп подстроил так, чтобы в руки врагов попало письмо, в котором говорилось о его возвращении во Фракию, а сам форсированным маршем пересек Фокиду и вышел к Навпакту на побережье Коринфского залива — в тыл войску союзников, заставив последних отступить от перевала, через который шла дорога к Фивам и который они охраняли. Затем македоняне сами вышли к перевалу (хотя их ждали в холмистой местности на восток от Амфиссы) и оттуда свернули на юг, к Херонее. Этими маневрами Филипп окончательно запутал союзников, которые уверились в том, что македонский царь боится сражения и потому всячески избегает прямого контакта. Но решающее сражение, которое состоялось под Херонеей 7 метагиптиона, то есть либо 2 августа, либо 1 сентября 338 года[11]
, показало, что они, мягко говоря, заблуждались.Силы сторон были приблизительно равны. Филипп использовал тактическую уловку: мнимым отступлением он выманил союзников с высот на равнину, а затем послал в бой конницу правого фланга, которым командовал его сын, восемнадцатилетний Александр. (Современные исторгши, прежде всего отечественные, упорно считают, что царский сын командовал
До Филиппа армии у Македонии не было. Была конная царская дружина, и было пешее ополчение, созывавшееся в случае войны. Македонская конница несколько раз проявила себя в Пелопоннесскую войну, ее даже признавали сильнейшей в Греции; ополчение же лавров себе не снискало, несмотря на то, что переняло греческое построение фалангой. Только Филиппу удалось создать то, без чего никогда не состоялось бы возвышение Македонии, — регулярную армию (и благодаря фракийским золотым рудникам у него хватало средств на содержание этой армии).
В юности Филипп оказался в числе заложников, выданных Македонией Фивам в знак признания их главенства, и три года провел при Эпаминонде, благодаря чему имел возможность воочию наблюдать и анализировать фиванскую военную реформу и ее плоды[14]
. По возвращении в Македонию он стал кем-то вроде военного советника при тогдашнем царе Пердикке III, а после того как взошел на престол, затеял масштабные преобразования в македонском войске.Сначала Филипп реформировал пехоту, причем реформа затронула как форму, так и содержание. Прежде всего, он перевел пехоту на профессиональную основу — солдаты стали получать денежное довольствие, отказавшись при этом от прежних занятий; «в нагрузку» в пехотных подразделениях ввели суровую дисциплину, постоянные упражнения и походы с полной выкладкой. Кроме того, Филипп разделил пехоту на легкую, среднюю и тяжелую и не на словах, а на деле ввел для последней боевое построение фалангой.
Новая македонская фаланга, как ее описывают Арриан и Асклепиодот, имела численность в 16 384 человек, которые выстраивались в 1024 шеренги по 16 воинов глубиной[15]
. Основной единицей фаланги являлся