Воины бури

О безумие битвы! Мы боимся его, радуемся ему, барды воспевают его, но когда оно огнем воспламеняет кровь, всё превращается в истинное безумие. Безудержное ликование! Исчезают все страхи, чувствуешь себя непобедимым, видишь как отступает враг, знаешь, что даже боги дрогнут пред твоим клинком и окровавленным щитом. Я все вопил свою безумную песнь, боевой клич безудержной резни, который заглушал вопли умирающих и стоны раненых. Наш страх подпитывает безумие битвы, выливаясь в свирепость. В стене из щитов побеждает тот, кто более свиреп. Тот, кому удастся обратить свирепость врага в страх.

Я хотел убить Рагналла, но не видел его. Я мог видеть лишь края щитов, бородатые рожи, клинки, мужчины рычали, кто-то выплевывал свои зубы вместе с кровью, мальчишка звал мать, другой плакал и дрожал, лежа на земле. Раненый застонал и перевернулся на траве, и я решил, что он пытается поднять сакс и ткнуть меня, и Осиное Жало метнулось вниз, прямо ему в глотку, теплая струя крови ударила мне в лицо. Я дернул клинок вниз, проклиная противника, и высвободил его, увидев, что справа ко мне приближается какой-то коротышка.

Я перехватил сакс и нанес косой удар, противник упал и вскрикнул «Отец!». Это оказался мальчишка, а не мужчина.

— Отец! — теперь кричал уже мой сын, что потянул меня назад. 
Поскуливая и дрожа, мальчишка с окровавленным лицом истерически рыдал, задыхаясь от боли. Я поставил его на ноги. Я не знал. Я только видел, что он приближается справа, и ударил, ему было явно не больше девяти лет, может, десять, а я наполовину отрубил ему левую руку.

— Все кончено, — сообщил мне сын, удерживая мою руку с мечом, — все кончено.

Не вполне кончено. Воины по-прежнему бились в стене — щит против щита, клинки еще вздымались и опускались, но люди Рагналла обратились против него. Ирландцы вступили в битву, но на нашей стороне. Набросившись на оставшихся воинов Рагналла, они вопили свой боевой клич, пронзительный крик. Воины, чьих жен мы отпустили, тоже повернулись против Рагналла, и от его тысячи воинов осталось очень немного, может, двести или около того, и они были окружены.

— Довольно! — выкрикнул Сигтрюгр. — Довольно! — прокричал он с седла. В руке он сжимал окровавленный меч и кричал на людей, пытавшихся убить его брата. — Довольно! Пусть живут!

Его брат находился среди тех немногих воинов, кто еще сражался за него, немногочисленная окруженная группа воинов, опустивших сейчас оружие, ведь битва окончилась.

— Присмотри за мальчишкой, — велел я сыну. Малец скорчился над телом отца, истерически рыдая. Прямо как я у Эофервика, сколько с тех пор лет прошло? Я посмотрел на Финана. — Сколько тебе лет? — спросил я.

— Слишком много, господин.
На его лице была кровь. С седой бороды тоже капала кровь.

— Ты ранен? — спросил я, и он покачал головой. Он был по-прежнему в шлеме своего брата с золотым обручем, на котором осталась вмятина от меча. — Поедешь домой?

— Домой? — удивился он.

— В Ирландию, — я посмотрел на обруч. — Король Финан.

Он улыбнулся.

— Я дома, господин.

— А твой брат?

Финан пожал плечами.

— Ему придется до конца дней жить с позором. С ним всё кончено. А кроме того, — он перекрестился, — не должен брат убивать брата.

Сигтрюгр убил собственного брата. Он пообещал жизнь тем, кто сдастся, а когда они покинули Рагналла, сразился с ним. Это была честная битва. Я ее не видел, но Сигтрюгр получил порез мечом на бедре и сломанное ребро.

— Драться он умел, — радостно сообщил он, — но я лучший.

Я посмотрел на собравшихся на поле воинов. Сотни воинов.

— Теперь они твои, — сказал я.

— Мои, — согласился он.

— Ты должен вернуться в Эофервик. Раздай земли, но убедись, что у тебя достаточно людей для защиты городских стен. Четыре человека на каждые пять шагов. Некоторые из них могут быть мясниками, пекарями, кожевенниками и поденщиками, но разбавь их воинами. И захвати Дунхолм.

— Захвачу, — он взглянул на меня, ухмыляясь, и мы обнялись. — Спасибо, — сказал он.

— За что?

— Что сделал свою дочь королевой.

На следующее утро я увел своих людей. В битве мы потеряли шестнадцать человек, хотя еще сорок не могли передвигаться из-за ран. Я обнял дочь и поклонился ей, ведь она и в самом деле стала королевой. Сигтрюгр попытался всучить мне свою толстую золотую цепь, но я отказался.

— У меня достаточно золота, — сказал я, — а тебе теперь придется его раздавать. Будь щедрым.

И мы поскакали прочь.

Шесть дней спустя я встретился с Этельфлед. Мы увиделись в Большом зале Честера. Там был и Цинлэф, как и Меревал, Осферт и юный принц Этельстан. Присутствовали и воины-мерсийцы, те, кто не стали преследовать Рагналла к северу от Ледекестра. Среди священников стояли Цеолнот и Цеолберт. Мой сын, отец Освальд, тоже там был, участливо склонившись к вдове епископа Леофстана, сестре Гомери, она же Мус. Она улыбнулась мне, но от моего взгляда улыбка тут же потухла.