Войны клонов

— Здесь тебе не урок физкультуры, ребенок, — прикрикнул он. — Сепы используют боевые патроны, вот какая незадача.

— Я знаю, что делаю. — Асока поправила ремень. — Почему бы тебе не отправить пару отрядов в тыл противника…

— Высунь голову еще разок — и тебе ее отстрелят, не спросив, джедай ты или нет.

Как только батальон получит подкрепление, Энакин отправит Асоку обратно в Храм.

Кажется, Рекс вел наблюдение за позициями дроидов — а может быть, и нет, трудно было сказать.

В такие моменты Энакин ему завидовал. Рексу не было нужды сдерживать себя, стискивая зубы, — он мог просто отключить связь и уйти в себя. И давать выход своей хандре сколько угодно. Энакин слышал об этой способности клонов.

— Вы вроде говорили, что вам не нужен падаван, сэр, — проговорил наконец Рекс.

— У меня нет падавана. Я не могу взять падавана. Обычно такие вещи предварительно обсуждаются.

Асока возмущенно произнесла:

— Я пока еще здесь, Скайгай! Прекрати говорить обо мне так, будто меня нет.

— Скайгай! — Рекс снял шлем и расхохотался. — Скайгай…

Однако Энакин не был настроен шутить. Он метнул на Асоку грозный взгляд.

— Как ты назвала меня? Послушай, не дерзи мне, ребенок. Начнем с того, что тебе слишком мало лет, чтобы быть падаваном.

— Я не ребенок, — возразила она. — Мне четырнадцать.

Рекс сделал бесстрастное лицо.

— Мне десять, — с иронией сказал он. — Но я не по возрасту высокий.

— Какая разница! Учитель Йода считает, что я достаточно взрослая.

— Учитель Йода на расстоянии многих лазерных лет отсюда. Поэтому тебе придется убедить в этом меня, — сказал Энакин. — И поскольку я все равно не могу тебя пока отправить обратно на Корускант, сделай что-нибудь полезное. Рекс, ознакомь ее с нашими позициями. И не спускай ей дерзостей.

Рекс проверил заряд в своей винтовке и личное оружие, затем махнул рукой в сторону лестницы:

— Есть, сэр. Пошли, ребенок.

Она, нахмурившись, последовала за ним без дальнейших пререкательств, но Энакин заметил, как ее губы беззвучно шевелятся. Падаван. Самолюбивая девчонка, ничего не скажешь.

— И если капитан Рекс отдаст тебе приказ, — добавил Энакин, — ты его выполнишь, хорошо?

Глаза Асоки сузились, превратившись в щелочки:

— Есть, Скайгай.

Черт, не было у него времени играть в эти детские игры! Он проводил ее взглядом, и лишь когда она исчезла, спустившись вместе с Рексом в запачканный копотью лестничный колодец, он понял, что может вздохнуть с облегчением.

Склонившись над портативной станцией радиосвязи, Кеноби вслушивался в вибрацию атмосферных помех, которые взметнула разорвавшая верхние слои атмосферы Кристофсиса солнечная буря.

— Тебе не кажется, что ты с ней немного суров?

— Нет. Мы здесь не в игры играем.

— Признаю, она не вполне оправдывает мои ожидания с точки зрения самодисциплины.

Кеноби затаил дыхание, услышав характерный шум, казалось, вот-вот готовый превратиться в чистый сигнал связи, но не тут-то было. По-прежнему не было коридора прозрачности для установки связи с Корускантом.

— Но и ты был не лучше.

— У меня были на то причины, — сказал Энакин. — И кроме того, в разгар войны я не строил из себя избалованного щенка.

— Ты ненамного старше ее.

— О, намного, господин, — тихо произнес Энакин. — На целую жизнь.

Кеноби вскинул на него глаза, удивленно подняв одну бровь. Похоже, он прятал улыбку в бороде. Но когда Кеноби понял, что Энакин имел в виду, она тут же растаяла.

— Я знаю, что с человеком делает война, — после паузы проговорил Скайуокер.

Кеноби ни разу ни о чем не спрашивал Энакина, хотя ощущал его душевную боль в едином поле Силы. И причиной ее была не только война. «Ты не знаешь, Учитель, что значит любить. Или терять. Ты даже собственную мать никогда не видел». Ни разу не задал он вопроса и о подробностях случившегося на Татуине. Из чувства такта ли или из безразличия — Энакин не знал.

— Ну, значит, ты достаточно взрослый, чтобы дать ей небольшую поблажку, — Кеноби снова заговорил о тогруте. Едва заметная улыбка скользнула по его губам.

Энакин никогда до конца не понимал своего бывшего Учителя. Он все еще продолжал называть его так и считал своим наставником. И поэтому тень пусть даже мягкой улыбки на лице Оби-Вана Кеноби заставила Скайуокера заподозрить подвох в его словах. Иногда Кеноби вселял в него безграничное чувство уверенности, иногда напоминал деспотичного старшего брата, державшего его в узде и боявшегося соперничества.

Он даже как-то сказал об этом Падме. Ее это поразило.

«Он не хотел, чтобы я был его падаваном. Он стал моим Учителем из чувства долга».

Энакина часто осаждали подобные неприятные мысли. Иногда это было даже хуже, чем воспоминания о тускенской деревне — там были одни лишь призраки. Иметь же дело с собственными обидами и сомнениями по поводу уважаемого и любимого Учителя было гораздо тяжелее.

— Займусь текущим ремонтом, — сказал Энакин, хватая разбитый комлинк с самодельной стойки. — Я ненадолго.