Войны Миллигана

– Я видел твои картины в журналах и по телику. Пейзажи и натюрморты ну очень круты! Я тоже немного пишу, но до тебя далеко. Дашь пару советов? В смысле, когда у тебя будет время…

аллен молча улыбнулся при мысли о «времени». Потом, поскольку секунды шли, а собеседник смотрел на него в упор в ожидании какой-то реакции, с трудом выдавил:

– Конечно, только я пишу портреты.

Мужчина улыбнулся, на сей раз теплее.

– Слушай, расслабься. Ты к этому гадюшнику скоро привыкнешь. Насчет жирного Огги особо не парься, а вот от того лысого, мистера Флика, держись подальше. Он ползает на брюхе перед старшим по отделению. Я здесь три года, а постарел только на десять. Меня зовут Джоуи Мейсон.

Уходя, он повернулся и подмигнул, сделав через плечо жест, который можно было истолковать как «не парься».

Затушив сигарету, аллен отправился искать свою камеру. В сорок седьмой была куча незнакомых вещей, поэтому он заглянул в сорок пятую и, как и ожидал, увидел фотографии матери Билли, его сестры Кэти и брата Джима, приклеенные скотчем к шкафчику.

Он достал несколько личных вещиц из бумажного пакета, засунутого между шкафчиком и унитазом. Расправляя скомканные письма, адресованные Уильяму С. Миллигану, блок 22, он вдруг догадался, что сюда его перевели недавно. Он не мог долго находиться в блоке «А», раз Джоуи Мейсон только-только ему представился. аллен почувствовал себя лучше – никто не предполагает, что он тут кого-то должен знать.

В дверь резко постучали. аллен нерешительно открыл и в ужасе отшатнулся при виде двухметрового Голиафа, который заполнил собой дверной проем. Весил незнакомец килограммов сто двадцать, если не больше. Свирепое чудище с огромными руками. Расплющит одним махом.

В одной руке чудище держало пластиковую бутылку из-под молока, в которую был налит чай со льдом, другую протягивало для рукопожатия:

– Здорово! Я Гейб.

– Билли, – ответил аллен, и его рука потонула в огромной лапище.

Голос Гейба показался ему знакомым. Ну конечно, только такой великан мог во время обеда безнаказанно крикнуть: «Иди на хер, Огги!»

И все-таки Гейб, с редеющими рыжими волосами и голубыми глазами – несмотря на небритую квадратную челюсть, скорее Атлант, чем Голиаф, – казался дружелюбным.

– Ты, надеюсь, не пересыльный зэк? – продолжил он мягким, сочувственным голосом.

аллен пожал плечами:

– Не знаю.

– Раз не знаешь, значит, нет. А то я уж испугался. У нас в блоке «А» новеньких не было чуть ли не два года. А это верный признак, что нас, переведенных сюда по закону Ашермана, скоро отправят обратно в тюрьмы. – Он вопросительно поглядел на аллена, ожидая подтверждения.

– Я не из тюрьмы, – ответил тот.

Когда великан назвал имя Ашермана, аллен припомнил: Гэри Швейкарт однажды рассказывал про пункт в уголовно-процессуальном кодексе Огайо, который разрешал Управлению исполнения наказаний переводить осужденных за сексуальные преступления прямо из зала суда или тюремных камер в Лиму – вправить мозги. С этой целью часто применялась шоковая терапия, многие пациенты превратились в овощи, а какие-то даже повесились. Но штат аннулировал закон по причине неконституционности, и переведенные в Лиму зэки должны были снова поступить в ведение системы исполнения наказаний, хотя Департамент психиатрии и тянул кота за хвост.

– Тогда что ты делаешь в Лиме? – осведомился Гейб.

– Невиновен по причине невменяемости, – ответил аллен. – Перевели из гражданской клиники. Происки политиков.

Гейб кивнул и отхлебнул из пластиковой бутылки.

– Все пьют из стаканов, но для меня там – на один глоток. Хочешь?

аллен ухмыльнулся и отрицательно покачал головой.

Тут за спиной доброго великана раздался высокий голосок:

– Эй ты, лось, всю дверь загородил!

Из-под руки Гейба протиснулся коротышка.

– Привет…

– Этот гаврик – Бобби Стил, – представил Гейб.

Бобби был столь же маленьким, сколь Гейб – огромным. Как мышь, с карими глазками и кучерявой шевелюрой. Ровные зубы, если не считать выступающих, точно змеиные клыки, резцов.

– Ты откуда? – поинтересовался Бобби.

– Из Колумбуса.

– И мой друг Ричард оттуда. Знаешь Ричарда Кейса?

аллен помотал головой.

Гейб развернул Бобби лицом к двери:

– Дай мистеру Миллигану очухаться. Он никуда не денется.

Гейб взглянул на аллена и понимающе улыбнулся:

– Нам, тридцати пяти социопатам блока «А», нянька не нужна. Мы ж не хроники из двадцать второго.

Оба ушли. аллен сидел на кровати и размышлял о странной парочке. Они производили впечатление людей довольно дружелюбных и, как Мейсон, художник из соседней камеры, обрадовались его появлению и приняли в свою компанию. Уровень умственного развития в блоке «А» был явно гораздо выше, чем в двадцать втором. Но, поскольку социопаты считались опасной породой, здесь усилили охрану.