Первым делом Лже-Дмитрий разрешил им идти по домам. Несмотря на присягу, значительная часть дворян, стрельцов и прочих служилых людей колебалась в своем выборе, следовательно, они были ненадежны. С.Ф. Платонов пишет:
«Состояние умов в войске было так смутно, настроение так неопределенно, что достаточно было одного решительного толчка, и вся масса готова была поддаться по данному направлению».
Из оставшихся при нем ревностных сторонников, Самозванец сформировал особый отряд. Его командиром он назначил боярина Бориса Михайловича Лыкова.
В середине мая 1605 года Дмитрий прибыл в Орел. Там он отправил в тюрьму здешнего воеводу боярина И.П. Годунова, а также учинил суд над теми воеводами, которые, попав в плен, отказались ему присягать:
«Приидоша ж под Орел и, кои стояху за правду, не хотяху на дьявольскую прелесть прельститися, оне же ему оклеветанны быша, тех же повеле переимати и разослали по темницам».
Затем Самозванец двинулся к Москве. Его сопровождали около тысячи поляков и литвинов, до двух тысяч запорожских казаков и конных московитов. По дороге из Орла в Москву население радостно встречало «царевича Димитрия». Лишь гарнизоны Калуги и Серпухова оказали некоторое сопротивление. Тем не менее, Самозванец двигался к Москве крайне медленно.
По приказу царя Федора Москва стала готовиться к обороне. На стенах Белого и Земляного города устанавливали пушки.
31 мая отряд казачьего атамана Корелы обошел заслоны правительственных войск на Оке в районе Серпухова и стал лагерем всего в десяти верстах к северу от столицы, на Ярославской дороге. На следующий день посланцы Самозванца, дворяне Гаврила Пушкин и Наум Плещеев, в сопровождении казаков Корелы проникли в Москву и собрали на Красной площади большую толпу. С Лобного места Пушкин зачитал грамоту Самозванца, адресованную князьям Мстиславскому, Василию и Дмитрию Шуйским и другим боярам, а также всем москвичам.
Он напоминал в ней о присяге, данной боярами его «отцу» Ивану IV, о притеснениях, причиненных ему в молодости Борисом Годуновым, о своем чудесном спасении (в общих, неопределенных выражениях), а также прощал бояр, войско и народ за то, что они присягнули Годунову:
«Не ведая злокозненного нрава его и боясь того, что он при брате нашем царе Феодоре владел всем Московским государством, жаловал и казнил, кого хотел, а про нас, прирожденного государя своего, не знали, думали, что мы от изменников наших убиты»...
Самозванец напомнил о притеснениях, имевших место при царе Борисе: «боярам нашим и воеводам, и родству нашему укор и поношение, и бесчестие, и всем вам, чего и от прирожденного государя терпеть было невозможно». В заключении он обещал наградить всех, кто его признает, а в случае сопротивления — гнев Божий и свой царский.
Народ взволновался. Бояре сообщили патриарху Иову о мятеже, тот умолял бояр выйти к народу и образумить его. Бояре вышли на Лобное место, но ничего не могли поделать. Толпа потребовала от князя Василия Шуйского сказать правду, точно ли он похоронил царевича Дмитрия в Угличе? Напуганный развитием событий Шуйский ответил, что царевич спасся, а вместо него был убит и похоронен поповский сын.
После таких слов начался бунт. Ворота в Кремль не были заперты, примерно 200 человек дворян и детей боярских ворвались туда, захватили царя Федора с матерью и сестрой. Их отправили в старый дом Бориса Годунова, где он жил, когда еще не был «царским шурином соправителем». Вокруг дома поставили караул. Были также арестованы родственники Годуновых, бояре Вельяминовы и Сабуровы. Толпы москвичей кинулись грабить дома Годуновых, Вельяминовых и Сабуровых, заодно разбили винные подвалы и кабаки. Началось повальное пьянство.
Объясняя причины, побудившие московскую верхушку срочно признать Лже-Дмитрия, Платонов пишет:
«Служилое и торговое население чрезвычайно боялось бедной разоренной черни, сильно желавшей грабить московских купцов, всех господ и некоторых богатых людей... Внутренний враг, толпившийся на московских улицах, площадях и рынках, для общественных верхов казался даже горше наступавшего на Москву неведомого победителя».
Получив известие о перевороте в Москве, Лже-Дмитрий 5 июня 1605 года прибыл в Тулу. Там его встретили со всеми почестями, полагавшимися царю. Дмитрий отправил письмо к членам боярской думы с приказом выслать к нему в Тулу князя Мстиславского
и прочих главных бояр. По постановлению думы, 3 июня в Тулу отправились князья Н.Р. Трубецкой, А.А. Телятевский и Н.П. Шереметев, а также думный дьяк Афанасий Власьев. Они привезли с собой повинную грамоту от Москвы. Тем не менее, Дмитрий пришел в ярость, ибо главные бояре не явились к нему.