Воины Нави

Всеведа грустно вздохнула, продолжив свой полет. Когда-нибудь люди сами себя истребят и без чьей-либо помощи. Слишком много ненависти у человека к подобному себе.

Ветер принес ее к обычной избе, оставляя у дверей, и устремился дальше, весело закручивая воронки дорожной пыли. Всеведа уверенно ступила в избу, просачиваясь, словно ручеек, в щель между толстыми досками. Следуя своему зову, она заглянула в горницу и замерла на месте, пытаясь стыдливо отвести в сторону несуществующие глаза. На постели нагая колдунья обнимала здорового пузатого дядьку, тоскливо прижимаясь к его груди и мурлыча словно кошка. Вздрогнув, почуяв чужое присутствие, Беспута поднялась с ложа, торопливо натягивая на себя рубаху.

— Ступай, Любомир, пока князь не обыскался тебя. Ступай, милый.

Воевода поднялся, безропотно подчиняясь ее словам, и стал одеваться.

— Пойду, пора мне. Надобно к штурму приготовиться, покуда на стены окаянные древляне не полезли.

Дверь избы со скрипом захлопнулась, оставляя девушек наедине. Беспута улыбнулась, достала грубый деревянный гребень и принялась чесать густые распущенные волосы.

— Это ты, Всеведа? Молчишь? Ну и молчи, сама знаю, что ты. Скажи Стояну, я за воеводу полянского замуж собралась.

Колдунья расхохоталась, весело запрокидывая голову, и начала заплетать косу.

— Еще передай ему, пусть не торопится. Князь у меня на сильном поводе сидит, только времени мало прошло, все огрызается кобель. Дайте мне одну ночь, и он будет у ног моих ластиться. Не выдержать ему без сна, никак не выдержать. Все, ступай, хватит за мной подглядывать.

Выслушав подругу, Всеведа хлопнула в ладоши, возвращаясь в собственное тело.

— Нашла. В городе она, воеводу местного окрутила. Привет тебе шлет, говорит, чтоб ты не торопился, князь еще не дозрел.

Ведьмак обернулся к стоящему поодаль Ярославу.

— Отправь три тысячных отряда на поборы: хлеб, скот, птицу, все припасы, что найдут по деревням, отобрать. Все полянские деревни обобрать до нитки, вычистить все амбары, пусть сдохнут с голоду этой зимой. — Стоян вновь взглянул на высокие городские стены, досадно скривившись. — И отправь сотню воинов рубить молодняк да лыко заготавливать. Будем вязать лестницы для штурма.

Ведьмак развернулся и пошел в лагерь, тихо разговаривая сам с собой:

— Ничего, пробьемся; главное, чтобы Беспута все сделала как полагается. Змея без головы жалить не может.

За кропотливыми трудами незаметно пролетел день. Вечерело. Найдя Вандала, Стоян присел рядом у костра, молчаливо подбрасывая в огонь хворост. Лагерь кипел обыденной работой, кухарки суетились у котлов, не успевая накормить тысячи воинов, те вязали из хвороста шатры, чтобы укрыться от ночного холода. Лето окончилось, нехотя передавая свои права дождливой сырой осени. Стояна беспокоило это, ибо, покончив с полянами, он собирался пересечь Рипейские горы, и без того студеные и заснеженные. В такую погоду пройти горными перевалами его армия не сможет. Остается лишь Северное море… Ведьмак моргнул, отгоняя прочь навязчивые мысли об Асгарде, и вновь взглянул в сторону города. Соблазн поставить под свой стяг полянских воинов не давал ему покоя. Если бы не это, он уже давно обошел бы их стороной, не ввязываясь в кровопролитные бои.

— Пришло твое время, брат. Мне нужна эта армия — сильная, обученная и способная побеждать в настоящих сражениях.

Вандал, не поворачивая головы, кивнул, пожав плечами.