Войны новых технологий

Информационные войны также ориентированы на тактические цели, в то время как смысловые имеют цели стратегические. Поэтому можно сказать, что для информационных войн важен акцент на начале информационного процесса, а для смысловых – на конце. Информационную операцию рано или поздно детектируют, смысловую – почти никогда. Ее видят тогда, когда уже ничего изменить нельзя.

Информационные войны оперируют отсылками на объекты реальности, смысловые – работают с объектами виртуальности. Виртуальность открывает совершенно иные горизонты для работы, поскольку позволяет генерировать нужные объекты в бесконечном количестве. Однако все революции, к примеру, совершаются в поиске справедливости (лозунг «Свобода, Равенство, Братство» функционирует со времен французской революции).

Глобализация также была смысловой войной. В результате сегодня, будучи коммерчески поддержанным, любой продукт попадает в каждую точку земного шара: от Гарри Поттера до последней марки автомобиля. Мы стали больше одинаковыми в потреблении сначала виртуального продукта (книги, кино, новости), а потом и физического (еда, косметика, одежда).

Глобализация стала результатом перестройки – произошла замена смыслов. Но новая система ценностей в нашем случае все равно наталкивается на старую, создавая войну смыслов в головах. Ельцин со свечкой в храме является символом такого наложения двух матриц.

В результате Россия, например, попадает сегодня в конфликтное положение. Вот несколько примеров. Фильм Ф. Бондарчука «Сталинград», который попал в срочный прокат, чтобы быть выставленным на Оскар, рекламируется по телевидению как фильм, попавший в лонглист Оскара. То есть главным достоинством патриотического фильма становится нахождение в чужой «очереди». Или другой пример: журналисты канала Россия24 рассказывают об эстафете олимпийского огня в курточках, где с одной стороны на груди написано Россия24, а с другой – Columbia. Оба эти примера говорят о нахождении в чужой ценностной системе.

Перестройка была облегчена тем, что советский народ уже ментально признал чужую систему лучше. Мы смотрели чужие фильмы, носили чужую одежду, читали чужие тексты. Сменились и детские, и взрослые герои. Запад имеет свои детские тексты, которые окружают и создают комфортное детство. СССР имел свои, но потом они пропали.

Такая же модель частично присутствует и в современной смысловой войне, которую ведет Россия, подчеркивая экономический провал политики Украины. В. Бадрак, к примеру, отмечает, что в этом направлении работают и комедийные передачи, и даже детские фильмы. Например, мультипликационный фильм «Добрыня Никитич и Змей Горыныч» показывает киевского князя как неадекватного типажу героя. Кстати, это касается и других фильмов о богатырях.

Г. Малинецкий говорит о последствиях, которые могут прийти, если культурой заниматься в нынешнем виде, то есть не заниматься вовсе [1]. Компьютерные модели в Институте прикладной математики РАН показали следующие результаты для 2030 года, если чужие войска не будут даже введены на территорию России, а соперничество будет идти в области культуры, экономики, демографии: Сахалин и Курилы отходят к Японии, возникает марионеточное государство и китайская зона влияния на Дальнем Востоке, Камчатка, Чукотка, Восточная и часть Западной Сибири отходят к США, появляется мусульманский анклав в Поволжье, ряд государств на Кавказе. То есть речь идет об интервенции не физических, а символических сил.

Информационные войны работают в безальтернативном пространстве, поэтому введение такой информации призвано отменить другую. Смысловые войны облегчают свое существование тем, что они протекают в альтернативной среде. Поэтому вхождение новых объектов здесь не встречает того уровня сопротивления, которое имеется в других средах (информационной и физической). В этом отличие виртуального пространства, где реализуется религия, идеология, литература и искусство. Они становятся единственными и безальтернативными только в случае поддержки этого со стороны информационной или физической среды (цензура, аресты или сжигание еретика на костре в более давние времена).

Интерпретация или реинтерпретация сохраняет физический набор объектов события, однако придает ему другое значение, вводит другой сюжет. Например, Россия и Грузия не спорили о том, была ли война. Речь шла о приписывании позиции агрессора разным сторонам. Украина и Россия не спорят о событии подписания договора об ассоциации, они предлагают различные концепции последствий этого подписания.

Любое отдаленное во времени событие уже невозможно истолковать единственным способом. Даже специалисты-историки имеют разные взгляды на одно и то же. Однако образование тиражирует всегда только один вариант. Массовая культура очень сильно стирает всякую возможность альтернативы вообще, а стандартный человек имеет реальный доступ только к массовой культуре.