Войны новых технологий

Третьей составляющей, вероятно, следует признать имеющийся к этому времени опыт бихевиористских подразделений в силовых структурах. Причем ФБР даже пытается учить тому, как сделать так, чтобы понравиться людям [7–8]. Они хорошо разграничивают влияние и манипуляцию. Результатом того и другого является выполнение объектом воздействия того, что он не собирался делать. В случае манипуляции реакция объекта впоследствии будет негативной: и к самому действию, и к тому, кто его навязал. В случае влияния сохраняется позитивное отношение к тому и к другому. Британцы же видят влияние как желаемый результат стратегических коммуникаций [1].

Современные государства наработали серьезный потенциал в сфере именно прикладных социальных наук, тем самым сделав переход от работы в чисто описательном режиме к работе реальной.

Таким образом, мы видим определенное смещение акцентов от простого сбора данных в сторону того, как же можно использовать эти объемы данных. И тут главным советчиком оказалась бихевиористская экономика, давшая подсказку того, как можно использовать столь детальные знания.

Именно этот срез подчеркивают и российские исследователи В. Овчинский и Е. Ларина [9] «Возможности поведенческих войн связаны с инструментарием, разрабатываемым на стыке когнитивных вычислений, Больших Данных и междисциплинарного комплекса поведенческих наук». При этом предлагается выделять три типа информационных войн: ментальные или психологические, кибервойны и поведенческие войны [10]. Россию предлагается «подтолкнуть» к этой новой парадигме [11–12].

Американское разведывательное сообщество, говоря о связке разведки и социальных наук, также делает акцент на поведении, говоря следующее [13]: «Важность больших массивов информации для обнаружения, анализа и прогноза, необходима для понимания и прогноза моделей человеческого поведения».

Отовсюду звучит призыв, что хватит смотреть на все, как на проявление случайных процессов, мы теперь сможем предсказывать все, включая революции, протесты и бунты. И эта уверенность со стороны ученых, несомненно, подкупает госчиновников, которые хотят все это знать.

Алекс Пентленд из Массачусетского технологического института входит в десятку самых известных исследователей больших массивов информации ([14], см. его био [15–16], web.media.mit.edu/~sandy/). В своей книге, названной социальной физикой, Пентленд описывает эту новую науку как взаимосвязь между информацией и идеями, с одной стороны, и поведением людей – с другой [17]. В книге он также опирается на медленную и быструю систему принятия решений Д. Канемана.

Социальная физика по Пентленду базируется на двух важных понятиях: потоке идей и социальном обучении. Под потоком идей он понимает продвижение поведения и представлений с помощью социальных сетей, опираясь на социальное обучение и социальное давление. Социальное обучение базируется при этом на двух вариантах: или это обучение новым стратегиям, или обучение новым представлениям

Во всех своих выступлениях он подчеркивает, что речь идет не о том, что люди думают, а том, что они делают реально [18]: «Я считаю, что сила больших массивов в том, что это информация о человеческом поведении, а не об их представлениях. Она о поведении потребителей, работников и перспективах вашего нового бизнеса. Она не о тех вещах, которые вы размещаете на Фейсбуке, о чем чаще всего думают люди».