Войны распавшейся империи. От Горбачева до Путина

Как только успех перешел на сторону абхазов, они сторицей отплатили своим недавним мучителям. После того как Сухуми был взят абхазскими войсками, местные жители вывесили на дверях домов платки: зеленый, если их хозяева абхазы, и красный, если их хозяева армяне или русские. Дома же, принадлежавшие грузинам, теперь считались ничейными.

Львиную долю формирований абхазской армии составляли россияне: добровольцы из республик Северного Кавказа и славяне (в основном так называемые «казаки»).

Кстати, именно в Абхазии мне довелось встретиться с впоследствии знаменитым террористом Шамилем Басаевым. У штаба северокавказских добровольцев в Сухуми я спросил невысокого щуплого молодого мужчину, где я могу найти их командира. «А вы кто?» — заметно смущаясь, спросил меня боевик. Узнав, что я корреспондент, незнакомец ответил: «Я и есть Басаев — спрашивайте».

Тогда знаменитый террорист казался застенчивым человеком. Чувствовалось, что он еще не привык общаться с журналистами, побаивается их и старается отвечать так, чтобы не попасться на «провокационные» вопросы. Если честно, то я уже смутно помню, о чем я конкретно говорил с Шамилем; единственное, что запомнилось, — он непрерывно подчеркивал, что «в отличие от Таджикистана — это не религиозная война».

Зверств северокавказских боевиков в Абхазии своими глазами я не видел, а вот неблаговидное поведение славянских добровольцев мне удалось испытать на собственном опыте.

Как я уже писал, однажды я чем-то не понравился пьяному казачьему атаману, воевавшему на стороне абхазов, и он решил пошутить. Дико хохоча, бравый вояка трижды дал автоматную очередь поверх моей головы. Действие происходило на территории российского военного санатория, охраняемого бравыми русскими десантниками. Увы, военные не могли мне помочь. Прибежавший на выстрелы молодой лейтенант далеко не сразу сумел уговорить кубанца прекратить упражнения в стрельбе.

«Он мог запросто тебя убить. Он же стрелял на отлет, руки дрожали, а пьяному легко промазать. Их поселили сюда по указанию нашего Минобороны, хотя они не являются военнослужащими. Каждый вечер они устраивают тут пьяный дебош со стрельбой, мы ничего не можем с ними поделать», — жаловался мне русский офицер.

Это «покушение» на мою жизнь казака в конечном счете помогло мне в сборе информации. На следующий день атаман протрезвел, и его явно мучили муки совести: «Вот, возьми «свои» пули. Чем я тебе могу помочь?»

Я попросил отвезти меня в только что занятый абхазской армией город Гали на границе с Мингрелией. В ответ лидер казаков пригласил меня позавтракать с его «войском».

На завтрак подали свежайшее мясо теленка, подстреленного сегодня утром в ближайшей грузинской деревне, а также красное вино — ни чай, ни кофе казаки не признавали. После трапезы на «уазике» с казачьими символами я был торжественно без остановок на блокпостах (солдаты отдавали нам честь) доставлен в Гали.

Журналистов в этот город в то время категорически не пускали, и, оказавшись в нем, я сразу понял почему. До войны 90 % населения города составляли грузины, и практически все они бежали из республики. Больше всего в городе поражала тишина: безлюдные улицы, вымершие дома. Во многих опустевших жилищах горел свет, из крана лилась вода — создавалось впечатление, что на город сбросили нейтронную бомбу, которая, уничтожив все живое, оставила в целости и сохранности материальные ценности.

Однако эта иллюзия развеивалась достаточно быстро. Иногда к какому-нибудь дому подъезжал грузовик, и вышедшие оттуда абхазские крестьяне начинали деловито снимать шифер с крыши, выносить понравившуюся им мебель. На многих домах висели записки: «Братья! Этот дом уже занят нами. С уважением (подпись кого-то из полевых командиров абхазской армии)». Город оказался поделен между победителями.

Эти мои записки отнюдь не претендуют на детальное описание того, что происходило в этой республике в ту трагическую пору. Я уверен, что был свидетелем лишь малой толики ужасов, которые происходили в те дни в Абхазии. Но даже из того, что я увидел, на мой взгляд, ясно: взаимные грехи и обиды столь велики, что на преодоление последствий этого конфликта уйдут еще долгие годы.

Возвращения грузинских беженцев официальный Сухуми никогда не допустит. Ведь тогда грузины станут вновь самым многочисленным этносом в республике. Даже до войны абхазов, мягко говоря, раздражал этот факт, а уж после пережитых мучений они просто костьми лягут, чтобы их недавние «мучители» не вернулись домой.

Однако и абхазские грузины никогда не смирятся с потерей крова и будут помнить о той травле, которую пережили. Потеря Абхазии и то, как это произошло, воспринимается как национальное унижение практически всеми грузинами. И они сделают все, чтобы взять реванш.

Сухумский вишневый сад