Войны распавшейся империи. От Горбачева до Путина

В первый год после того, как абхазы одержали победу над грузинами, Кремль не пускал в новое независимое государство россиян. Мне же, как журналисту, очень хотелось посмотреть, чего же добился титульный народ после «освобождения». Благо пограничная речка Псоу — очень мелкая, а местные жители вызвались показать мне «надежный брод». Все шло хорошо, но уже около абхазского берега я попал в яму и окунулся с головой. В результате намок не только мой паспорт, но и деньги, которых, из-за тогдашней инфляции, у меня с собой было несколько пачек. Добравшись до ближайшей абхазской деревни, я попросился в один из домов просушить вещи.

Деньги я сушил, облепив купюрами ведро. По местным понятиям у меня с собой была просто огромная сумма, и я, боясь быть ограбленным, пытался скрыть от хозяев, что именно делаю у ведра. Увы, моя тайна была раскрыта. Пожилая крестьянка принесла мне лаваш, сыр и чачу. При этом женщина мне сказала, чтобы я не прятал свои деньги, так как они «никому не нужны».

Слегка обсохнув, я дошел до деревенской автостанции и вскоре сел на маршрутку, идущую в Сухуми. По пути машину остановили на милицейском посту, а так как вещи мои были сухи лишь очень относительно, то у стражей порядка не было никаких сомнений, каким именно «путем» я пересек границу. В общем, меня задержали.

При этом милиционеры все время подчеркивали, что абхазы как раз рады пускать всех россиян, а границу закрыл Кремль. В общем, моя проблема решилась где-то за полчаса: милиционеры позвонили в местное КГБ, и те дали команду «отпустить журналиста».

Увы, в отделении милиции вскрылась другая неприятность. Почти все мои деньги куда-то загадочным образом исчезли. Я было грешил на ментов, но один из стражей порядка обнаружил разрез на сумке, где я хранил деньги, — оказывается, в маршрутке меня обокрали. К счастью, в заначке у меня было еще несколько сотен долларовых купюр — а с учетом местной дешевизны, это была очень приличная сумма. Так что голодать мне не пришлось, но все равно было как-то обидно.

На въезде в Сухуми я увидел табличку с тщательно замазанной буквой «и» в названии города. Я отдыхал в Сухуми в советское время, тогда город источал какую-то бешеную энергию и веселость. Сейчас все было совсем по-другому. То, что я увидел, можно было назвать городом лишь с большой натяжкой.

Очень многие здания были разрушены, и их никто и не пытался отстраивать заново. Развалины были покрыты буйной субтропической растительностью, а среди руин паслись коровы и козы.

Но больше всего некогда цветущий курорт поражал своим безлюдьем. Когда я зашел в ресторан на городской набережной, то на меня посмотрели почти как на инопланетянина. Рядом с заведением расставил свои картины местный художник — армянин дядя Миша. Денег у него не было, но он как-то все-таки хотел проявить гостеприимство и стал рекомендовать мне «особенно вкусные блюда».

— Что, дядя Миша, угощаешь?! — смеялись хозяева ресторана.

Выяснилось, что за последние три дня я первый посетитель.

— А зачем же вы тогда работаете? — с удивлением спрашиваю я.

— Да хоть какая-то, а жизнь. Вот и дядя Миша свои картины на продажу выставил, хотя прекрасно понимает, что никто не купит.

Я посмотрел в сторону моря: сразу же за набережной начинался роскошный песчаный пляж, и хотя была середина июля, пляж был абсолютно пустынным.

В Сухуме я остановился в семье знакомых местных русских интеллигентов, которых я запомнил как ярых сторонников абхазской независимости. Приняли меня с радостью, но вот угостить чем-нибудь не могли — денег у моих знакомых не было совсем. Я закупил по смешным ценам продуктов на местном рынке, и мои хозяева стали заметно веселей.

— Когда была война с Грузией, то оставалась какая-то надежда. Но сейчас уже ясно, что прежней прекрасной жизни не будет. Абхазия — это наш «Вишневый сад», он уже продан, а нам нужно уезжать! — несколько высокопарно объяснила мне свое восприятие происходящего в республике хозяйка дома, бывшая актриса Сухумского Русского театра.

Глава IX. Кавказские зарисовки

1. От Дудаева до Кадырова

«Дай Бог прожить эту ночь!»

Сразу же после ввода российских войск в Чечню (в первую чеченскую войну) я относился к Джохару Дудаеву с неприятием и в целом поддерживал федералов. Дело в том, что я уже побывал в дудаевской Чечне, и она произвела на меня впечатление крайне опасного для России бандитского анклава. «Победить Дудаева с помощью чеченцев не удалось, что ж придется ввести войска!» — рассуждал я.

Увы, человек — создание субъективное, и мое отношение к федералам резко изменилось после того, как я побывал объектом «точечных ударов» российских бомбардировщиков.