Одни люди отвергли Бога Ветхого Завета, а другие задались вопросом, почему его деяния, описанные в Библии, иногда нас смущают или вызывают наше отвращение. Сам тот факт, что на протяжении христианской истории многие верующие испытывали мучения, читая иные ветхозаветные отрывки, имеет большое богословское значение. Что дает нам, смертным, право судить о поступках Бога, источника всякой справедливости и истины? На что опираются наши нравственные суждения? Если Библия действительно передает слова Творца и Судии всех, ни одно из творений не может относиться к ним как-либо еще, кроме как со смиренной благодарностью и почтением, и тогда сам тот факт, что человека возмущают библейские истории, указывает на тяжелый интеллектуальный грех. Горшки не критикуют горшечника. Тем не менее многие люди, которые стремились следовать за Иисусом, возмущались этими библейскими текстами, как будто они опирались на какое-то более важное откровение, чем эти слова.
Как мы уже видели, идея о том, что владычество Бога следует принимать без лишних вопросов, стала важной основой всего здания мысли Реформации. В конце XVII века, когда католики и протестанты устали от десятилетий религиозных войн и фанатизма, интеллектуальный климат для обсуждения этих вопросов изменился. Отношение к жестокости описанных в Библии событий не изменилось — и Августин, и Кальвин понимали, что эти вещи вызывают отвращение у их современников, — скорее появилось ощущение того, что человечество вправе судить о словах и деяниях, приписываемых Богу. Христиане ссылались на нравственные законы, которые позволяли им критиковать Библию: они судили Писание неким высшим стандартом. Это стало основанием для развития всех нынешних форм либерального или прогрессивного христианства[291]
.Представление о существовании подобных универсальных стандартов опиралось на новую концепцию «естественного закона», возрождавшую античные представления о том, что ключевые принципы справедливости сохраняют ценность во все времена и в любых местах. Теория естественного закона вернулась к жизни в XVII веке, отчасти благодаря трудам голландского энциклопедиста Гуго Гроция. Основоположник современного международного права, Гроций первым сформулировал некоторые идеи, ставшие основой для современных представлений о войне и мире. Он утверждал, что такие универсальные принципы оставались бы справедливыми, даже если бы Бога не было или если бы он существовал, но не вмешивался в человеческие дела. Естественный закон, говорил Гроций, обладает такой силой, что «даже воля всемогущего существа не может его изменить или аннулировать»[292]
.Представление об универсальном законе достаточно революционно даже для наших времен. Оно стоит за любой попыткой применять принципы прав человека независимо от границ отдельных государств, так что можно, например, требовать суда над генералами или главами государств за преступления против человечности, даже если эти деятели не нарушали официальные законы своих стран. Кроме того, в эпоху Просвещения представления о естественном законе изменили отношение людей к авторитету Библии. Вера в естественный закон, укорененный в разуме и природе, дает человеку абсолютное мерило, которое позволяет судить библейский текст. И часто можно увидеть, что библейские повествования серьезно нарушают законы природы.
Кроме идеи естественного закона, во второй половине XVII века стали появляться представления об естественной религии, вера в то, что разум и опыт ведут нас к божественной истине не хуже, чем это делает Писание. Если нас пугает мысль о том, что какие-то жестокости происходили по повелению Бога, мы вправе верить этим спонтанным человеческим чувствам не меньше, чем словам Писания. По этим представлениям, Бог обращается к своим верным по разным каналам, откровение (Писание) — один из них, но не единственный. Помимо текста и выше слов стоит закон, записанный Богом в сердцах человеческих, и он дает людям право и обязанность оценивать Писание и в итоге выбирать приемлемые отрывки, опираясь на разум[293]
.