Войти в одну реку, или Воспоминания архитектора

Материальная обеспеченность слушателей академии, которые получали полуторное содержание в семьдесят пять рублей в месяц при всех готовых учебниках и чертежных принадлежностях, давала возможность все свое время употреблять на свои занятия и не тратить его на частные уроки для поддержания своего существования. Я лично не совсем был подготовлен для прохождения курсов академии, на вступительном экзамене проскочил фуксом[26] и сам чувствовал, что математика дается мне с большим трудом. Мне следовало, конечно, с первого же курса заняться самообразованием, вспомнить те «зады», которые я игнорировал еще в корпусе. Однако я был легкомыслен и слишком понадеялся на свои чертежные и рисовальные способности, которые, конечно, и здесь были большим плюсом, но которыми нельзя было «затереть» и замаскировать необходимость твердых знаний по математике. Я беспечно оттолкнул от себя занятия по предметам, которые были для меня трудны, на лекциях рисовал портреты профессоров и все свое увлечение обратил на архитектуру и на общение с профессором Султановым, который своими лекциями навевал на меня мечты о будущей деятельности на этом поприще.

В академии не было руководства по архитектурным формам, не было в библиотеке и соответствующих изданий, и нам приходилось зарисовывать в свои тетради с тех чертежей, которые с большим искусством Султанов воспроизводил мелом на доске. Но Султанов был знающим и опытным архитектором, он чувствовал пропорции, а мы в большинстве искажали изображения до такой степени, что не могли ими пользоваться при дальнейших работах по составлению архитектурных фасадов. И вот у меня появилась мысль создать атлас архитектурных форм, который послужил бы не только для нас, но и для будущих слушателей академии. Некий Крестинский, который был уже на старшем курсе, предложил мне свое участие в составлении задуманного атласа, уверяя, что у него собрано много материала. Я охотно пошел навстречу этому предложению и даже легкомысленно согласился на присвоение им звания составителя атласа, оставив себе только скромное наименование исполнителя. Оказалось, что никакого подходящего материала, кроме несвязного текста, записанного на лекциях со слов Султанова, у Крестинского не было. Но я не был этим смущен и весь материал для чертежей подбирал в большой библиотеке Султанова и воспроизводил его химической тушью на кальке для литографского издания альбома. Я был так увлечен этой работой, что не отдавал себе отчета в ее грандиозности. Я сидел за черчением все свободное от лекций время, иногда просиживал ночи напролет; мне было даже трудно оторваться, чтобы пойти пообедать, и я довольствовался чаем с вареньем, которым наполнял свой желудок иногда дня три подряд. В течение нескольких месяцев я покрыл сложными чертежами, при трудном способе черчения литографской тушью, двадцать громадных листов. Среди чертежей были изображения всех римских и греческих ордеров[27], образцы обработки цоколей, стен, оконных и дверных отверстий, отдельные детали карнизов, парапетов и балконов и, наконец, рисунки железных решеток. Я давал чертежи на просмотр Султанову и просил его подписи на каждом листе, идущем в литографию для напечатания. Наконец, работа была мною закончена, и атлас вышел своим первым изданием, к радости моих товарищей и к полному моему торжеству при виде своего первого печатного труда. Цена на атлас была назначена по себестоимости – в пять рублей за экземпляр. В приказе по академии была объявлена мне благодарность за ценный вклад в составление учебных пособий.

Время шло быстро, подходили переходные экзамены, а я же запустил все науки окончательно. Я сделал свое дело для академии, но и академия сделала свое дело для меня. На третьем экзамене по механике профессор Кирпичев меня «провалил». Провал этот не был для меня неожиданностью, но подействовал на меня, как удар молнии; мое самолюбие было задето до предела, и вместе с тем я ясно сознавал, что Кирпичев прав и с моей подготовкой мне не место в академии. Я не находил себе места, не спал по ночам и не видел быстрого выхода из своего состояния. На второй год на одном и том же курсе нас не оставляли. Необходимо было не ранее чем через год держать вновь конкурсные экзамены на первый курс, а до того времени – вернуться на службу в батальон и там перетерпеть насмешливые улыбки завидующих товарищей и уверения, что во второй раз уж трудно попасть в академию. Пришлось взять себя в руки, стиснуть зубы и твердо решить добиться своего, хотя бы путем самого усиленного труда. Но энергии было много, возможность не ускользала. В конце концов я восторжествовал и снова был в академии, хотя потерял два года, но какое значение имели эти два года для целой жизни впереди? Кирпичев оказал мне неоценимую услугу, он заставил меня одуматься, и я ему бесконечно благодарен за всю мою дальнейшую карьеру.