Войти в одну реку, или Воспоминания архитектора

При разработке рабочих чертежей и шаблонов облицовки мы пользовались гипсовыми слепками с греческого храма Эрехтейона, сделанными с натуры без реставрации; это был подарок греческой королевы, и мы соблюдали пропорции частей с точностью до миллиметра, увеличивая их примерно в два с половиной раза. Поэтому Клейн был совершенно спокоен за пропорции, но мне кажется, что он был не вполне прав, так как детали небольшого храма мы увеличивали более чем в два раза и только шесть колонн небольшого портика превратили в длинную колоннаду по всему фасаду. Многие находили и теперь находят, что стебли колонн тонки, и они отчасти правы, потому что, если смотреть на фасад с близкого расстояния, то темная медная черепичная крыша колоннад не видна, и кажется, что колонны нагружены сзади стоящей высокой стеной и несут значительную нагрузку. Если же отойти дальше, то крыша колоннады отрезает ее от задней стены и впечатление меняется.

Залеман прекрасно знал анатомию мужского тела и животных, но был ярым антифеминистом и за всю свою жизнь не сделал ни одного слепка женской фигуры.

Барельеф над средним портиком был заказан скульптору Залеману[40], профессору Академии художеств, и должен был изображать олимпийские игры. Отлитые гипсы барельефа, или, вернее, горельефа, были отправлены в Одессу, куда доставлялись морем громадные мраморные плиты из Италии, так что и вырубка барельефа из мрамора производилась в Одессе скульптором Мормоне, учеником Залемана. Залеман прекрасно знал анатомию мужского тела и животных, но был ярым антифеминистом и за всю свою жизнь не сделал ни одного слепка женской фигуры.

Барельефы за боковыми колоннадами представляли собой копии с барельефов Парфенона и были вырублены в Германии скульптором Армбрустером[41], с которым мне пришлось опять иметь дело через несколько лет – он лепил барельефы на полукруглой части здания Северного страхового общества у Ильинских ворот.

Подвальный этаж здания музея был перекрыт железобетонными коробовыми сводами с распалубками пролетом около одиннадцати метров, их рассчитывал инженер Лолейт[42]. Первый этаж имел перекрытие железными клепаными балками, по которым были положены через метр мелкие десятисантиметровые прокатные балочки и между ними сделаны бетонные плиты. При цене прокатных балок в 1 рубль 20 копеек за пуд и клепаных – 3 рубля за пуд перекрытия прокатными балками выгодно делать только при пролетах не более четырех сажен; при пролетах же большей величины клепаные балки обходились дешевле, потому что их вес был значительно меньше. Перекрытие вторых этажей было сделано решетчатыми фермами, причем верхний пояс ферм имел уклоны в обе стороны, на эти фермы в крайних узлах опирались стропила системы Полонсо. По нижнему поясу ферм уложены деревянные переплеты с матовыми стеклами на уровне потолка зал, а по верхнему поясу идут переплеты второго ряда стекол. По стропилам с уклоном в сорок пять градусов крыша имеет третий ряд стекол. Пространство между первым и вторым рядом стекол обнесено теплой пробковой стенкой, чтобы теплый воздух помещений не проникал на чердак и не вызывал конденсации паров. Ко всем стеклам имеется легкий доступ для их протирки. Все железные конструкции были выполнены московским заводом братьев Бромлей[43].

Мы получили от правительства разрешение на беспошлинный ввоз из Германии железных прокатных балок и метлахских[44] плиток для полов. Немецкие железные балки с провозом до места постройки обходились нам в 85 копеек за пуд при цене русских в 1 рубль 20 копеек, а метлахские плитки лучшего завода «Виллеруа и Бох» обходились около двух рублей за квадратный метр.

Железные переплеты окон с отделкой их медными карнизами выполнял варшавский завод Гостынского. Когда хозяин этого завода приехал к нам в Москву и привез чертежи и образцы, мы, не задумываясь, сдали ему работу, настолько его предложения были для нас новыми и рациональными. Завод прекрасно выполнил работу и особенно искусно были сделаны приспособления для открывания фрамуг окон. Для штукатурных работ был приглашен итальянский мастер Аксерио, который только что приехал из-за границы и начал работать в Петербурге. Отклоняюсь от темы и думаю, почему во время войны с немцами Петербург переименовали в Петроград? По-моему, более благозвучно было бы сделать точный перевод и назвать его Город Петра, а в дальнейшем Город Ленина, Город Сталина и так далее.