Войти в одну реку, или Воспоминания архитектора

За время постройки «заработали» завистливые языки; сначала стали распространять нелепые слухи о моем аресте, о внезапной смерти, о сумасшествии. Потом стали уверять, что в здании появляются осадки и трещины; слухи распространялись настолько упорно, что на постройку стали приезжать представители Моссовета, и меня вызвал для объяснения прокурор. Я спокойно объяснил ему, что в бетонной конструкции нами специально были сделаны разрывы, так называемые температурные швы, и прокурор нашел необходимым выступить в печати с опровержениями, которые и были помещены в газетах за его подписью. Приехав однажды утром на постройку, я был обеспокоен сообщением, что один из моих служащих, агент по закупкам Минин, и старший десятник И. И. Хренков арестованы. Хренков, честнейший и прекраснейший работник, известный мне уже в течение многих лет, был через несколько дней освобожден, но вскоре был арестован мой помощник, инженер Вульферт, что привело меня уже в большее смущение. Оказалось, что Вульферт стал жертвой возмутительного доноса, будто бы он взял взятку с поставщика лесного материала. Четыре месяца продолжался арест Вульферта, после чего он был отдан под суд. Во время следствия меня много раз допрашивал следователь, и из ГПУ брали книги и документы. На суде я фигурировал в качестве главного свидетеля и дал подробные показания, после которых других свидетелей почти ни о чем не спрашивали, и суд вынес Вульферту оправдательный вердикт. Впоследствии я настоял на его обратном приеме на службу с прежним содержанием. Он прослужил на постройке еще целый год, но не в качестве моего помощника, а на более спокойной работе. Минин, который, как оказалось, действительно брал мелкие взятки, десятками рублей со скупщиков старых материалов, был осужден к заключению в тюрьму, где и умер через несколько недель.

За время постройки «заработали» завистливые языки; сначала стали распространять нелепые слухи о моем аресте, о внезапной смерти, о сумасшествии. Потом стали уверять, что в здании появляются осадки и трещины; слухи распространялись настолько упорно, что на постройку стали приезжать представители Моссовета, и меня вызвал для объяснения прокурор.

Вторым моим помощником был очень способный молодой инженер товарищ Фейгин, он, однако, вскоре уехал на постройку железной дороги в Средней Азии. Его сменил мой большой друг С. 3. Гинзбург[77], который поступил на постройку телеграфа еще студентом. Этот способный инженер дал чрезвычайно много своей работой по расчету железобетонных конструкций и в своей административной деятельности. В настоящее время он занимает очень высокий пост в ВСНХ [78], но я уверен, что он, как и я, сохранил самые лучшие воспоминания о нашей совместной работе.

Как-то я, когда обходил работы ночью, шел в темноте по хорошо знакомым мне местам и свернул направо, где был переходный мостик через глубокую выемку около стены. Но на сей раз мостик был разобран, и я упал на дно выемки с высоты около шести метров; я сильно ушиб себе голову и все тело, но никаких переломов и вывихов не было, потому что, к счастью, я упал на бунты толстой железной проволоки, которые сыграли роль рессор. Я боялся, что это падение будет иметь для меня плохие последствия, и решил его «загладить»: я начал, несмотря на сильную боль, ходить по стремянкам вверх и вниз, а немного оправившись, пошел в артистический кружок и выпил там пять рюмок водки, после которых дома быстро заснул; я встал утром, хотя и разбитый, но уже с заглохшим воспоминанием о неприятном инциденте.

Центральный телеграф

Москва, ул. Тверская, 7

Здание выполнено в стиле рациональный модерн, переходном от модерна к конструктивизму. Интересно, что профессиональное сообщество посчитало проект не отвечающим духу времени, и в конструктивистском журнале «Современная архитектура» вышла статья под названием «Так строить нельзя».