Вокруг Чехова

льготы, то другой. Ми-{169}нистерство неожиданно пошло навстречу. На последних

экзаменах уже не было ни председателя, ни членов комиссии, а экзаменовали сами

профессора, каждый в одиночку, и уже по своей программе. На экзамене по церковному

праву, предмету довольно трудному и обширному, устав уже от месячных требований, мы

обратились к профессору А. С. Павлову с просьбой, чтобы он экзаменовал нас не слишком

строго.

– Чего уж там строго! – ответил нам старик. – Приказано вас всех пропустить, так

чего уж!

И он стал всем ставить «удовлетворительно», сплеча и не экзаменуя вовсе.

Когда я поступил в университет, брат Антон уже целый год был врачом. Жили мы

тогда на Якиманке, где на дверях его квартиры была прибита дощечка с надписью:

«Доктор А. П. Чехов». Он еще колебался, придерживаться ли ему одной только

литературы или превратиться в настоящего врача. Было скучно так далеко жить от театров

и вообще от центра города. И для того чтобы общаться с людьми, наш доктор завел у себя

по вторникам журфиксы. Большими деньгами он тогда не располагал, и главным

угощением для гостей было заливное из судака, на которое была большая мастерица наша

мать.

В Москве, на углу Большой Никитской и Брюсовского переулка, как раз против

консерватории, на первом этаже старого-престарого дома помещались меблированные

комнаты, которые носили кличку «Медвежьих номеров». Жила здесь самая беднота – все

больше ученики консерватории и студенты. Они жили так сплоченно и дружно, что когда к

кому-нибудь из них приходил гость, то его угощали все вскладчину, был ли знаком он с

остальными обитателями или нет. И коридорный слуга им попался такой же, как и они

сами, настоящий представитель богемы. На какие-нибудь сорок копеек, со-{170}бранные

со всех обитателей сразу, он ухитрялся закупать целый гастрономический магазин. При

этом он был каким-то своеобразным заикой, разговаривать с ним было забавно и тяжело.

– Ну, так чего же ты, Петр, купил?

– Э-ге-ге-ге... селедочки и... а-га-га-га два... ого-го-го-го... огурца и водо-го-го-го-чки

полбутылку.

В этих номерах поселился наш брат, художник Николай, и быстро сошелся со всеми

тамошними обитателями. На первый же журфикс он притащил своих новых приятелей из

«Медвежьих номеров». Это были: Б. М. Азанчевский (впоследствии известный

композитор и капельмейстер), В. С. Тютюнник (потом бас в Большой опере), М. Р.

Семашко (впоследствии виолончелист в той же опере), пианист Н. В. Долгов и милейший

флейтист А. И. Иваненко. Таким образом, на вечерах у брата Антона на Якиманке сразу же

определилась линия концертно-музыкальная.

Прошли годы – «бурь порыв мятежный развеял прежние мечты»: все, кто бывал на

этих вечерах, оказались уже семейными людьми и устроили свою судьбу, каждый нашел

свою дорогу и исчез с горизонта. Один только флейтист А. И. Иваненко как привязался к

нашей семье, так и остался при ней совсем, вплоть до самого переселения брата Антона в

Ялту. Мне кажется, что в некоторых чертах Епиходов из «Вишневого сада» списан именно

с А. И. Иваненко.

В марте 1888 года, когда мы жили уже не на Якиманке, а на Кудринской-Садовой, в

нашей семье стал обсуждаться вопрос: куда ехать на дачу? Весна была ранняя, и после

тяжких трудов тянуло на подножный корм, к природе. Отправляться опять в Бабкино уже

не хотелось, ибо брату Антону нужны были новые места и новые сюжеты, к тому же он

стал подозрительно кашлять и все чаще и чаще стал поговаривать о юге, о Святых {171}

горах в Харьковской губернии и о дачах в Карантине близ Таганрога. В это время на

помощь явился А. И. Иваненко. Сам украинец, уроженец города Сум, Харьковской

губернии, он, узнав о стремлениях Антона Павловича, схватился обеими ладонями за

щеки и, покачивая головою, стал с увлечением расхваливать свою родину и советовать нам

ехать на дачу именно туда. Он указал при этом на местных помещиков Линтваревых,

живших около Сум, на Луке. Антон Павлович написал им туда письмо с запросом, и

вскоре был получен от них благоприятный ответ. Таким образом, вопрос о поездке на

Украину был решен, хотя и не окончательно, так как брат Антон не решался еще сразу

нанять дачу заглазно и ехать так далеко всей семьей без более точных сведений как о

самой даче, так и о ее владельцах Линтваревых.

В это время я был студентом третьего курса. Заработав перепиской лекций и

печатанием детских рассказов 82 рубля, я решил прокатиться на юг, в Таганрог и в Крым,

насколько хватит этих денег, и возвратиться оттуда прямо на север. Решение ехать на дачу

на Украину я не одобрял, так как привык к Бабкину и нежно привязался к его обитателям.

Когда я выезжал 17 апреля из Москвы, брат Антон обратился ко мне с просьбой свернуть

от Курска к Киеву и, доехав до Ворожбы, снова свернуть на Сумы, побывать у