что брат Антон и прозвал его «Сапегой». В этом «Артисте» печатались пьесы брата
«Медведь», «Предложение» и другие, там же нашли себе приют и два моих водевиля95. По
тому времени это был очень хороший, изящный журнал, в котором принимали участие
лучшие силы. Между прочим, в нем поместила свое первое драматическое произведение
«Летняя картинка» Татьяна Львовна Щепкина-Куперник. Я не знаю в точности, были ли с
нею знакомы раньше мой брат и сестра, но только я лично имел удовольствие
познакомиться с нею именно тогда; ее привел к нам Ф. А. Куманин. Это была
малюсенькая, живая, интересная девушка, очень остроумная. Тогда я торопился с
изучением языков и даже получил от Лики Мизиновой прозвание «Английская
грамматика», так как всегда появлялся сре-{210}ди гостей с учебником в руках, – и меня
сразу же поразило в Татьяне Львовне, тогда совсем еще юной девушке, чуть не
гимназистке, ее основательное знание языков. Она стала бывать у нас, приезжала потом в
Мелихово и в шутку приставала к моей матери, принимавшей это всерьез:
– Мамочка, выдайте меня замуж за вашего Мишу!
Мать слишком была тактична, чтобы вмешиваться в мою судьбу, и не знала, что ей
ответить. Однажды, когда я находился в отсутствии, Татьяна Львовна прислала мне
четверостишие:
Когда же, боль сердец утиша,
Ты, наконец, к нам прилетишь.
О Мишенька, всем Мишам Миша
И лучший Мишенька из Миш?
По мере того как она выступала в печати ее дарование все крепло и развивалось,
пока наконец из нее не получилась переводчица Мольера и Ростана и оригинальная
беллетристка. Я могу с уверенностью сказать, что, путешествуя по всей России и заглянув
почти во все ее углы, я всюду встречал молодежь, которая восхищалась ее произведениями
и цитировала наизусть ее стихи. Я помню, с каким энтузиазмом публика встретила ее
перевод пьесы «Принцесса Греза», ставившейся в столицах и на сценах лучших
провинциальных театров. Декламировались из этой пьесы целые монологи, сочинялись на
ее слова романсы и распевались повсюду. Перу Щепкиной-Куперник принадлежит также и
несколько оригинальных драм, с большим успехом ставившихся в столицах (и, вероятно, и
в провинции, в чем я совершенно не сомневаюсь), причем ее всякий раз шумно вызывала
публика и награждала аплодисментами.
Впоследствии она вышла замуж за известного адвоката Н. Б. Полынова, и для меня
составляло всегда {211} большое удовольствие бывать в их гостеприимном доме. У них я
познакомился со многими писателями, учеными и с людьми, близко стоявшими к
искусству, имена которых сделались украшением энциклопедических словарей.
В один из своих приездов в Мелихово Татьяна Львовна, вместе с Антоном Чеховым,
крестила у наших соседей Шаховских их дочь96, и с тех пор мой брат Антон всегда
величал ее «кумой».
Через Татьяну Львовну я познакомился с артисткой Л. Б. Яворской. Я никогда не был
поклонником ее дарования, особенно мне не нравился ее голос, сиплый, надтреснутый,
точно у нее постоянно болело горло. Но она была женщина умная, передовая, ставила в
свои бенефисы пьесы, как тогда выражались, «с душком», ее любила молодежь, и у нее
определенно был литературный вкус. Во всяком случае, она пользовалась большим
успехом у Корша в Москве и у Суворина в Петербурге, где публика буквально носила ее
на руках. Между прочим, благодаря ей, но без всякой вины с ее стороны, я упустил в
жизни случай, который не повторился уже больше никогда.
Это был период в жизни Антона Чехова, когда работа в «Русской мысли» сблизила
его с членами этой редакции М. А. Саблиным и В. А. Гольцевым. К этой компании
примкнул и И. Н. Потапенко, и в обществе «прекрасной Лики», моей сестры, Танечки
Куперник и других они провели несколько вечеров у Тестова и в «Эрмитаже». Раза два
принимал участие в этих вечерах и я. Это были милые, незабвенные часы. Чехов и
Потапенко были неистощимы на остроты, а слегка подвыпивший В. А. Гольцев говорил
речи, всякий раз начиная их своей стереотипной фразой:
– Позвольте мне, лысому российскому либералу... – и так далее. {212}
Вся эта компания тянулась всегда за Антоном и шла туда, куда предлагал именно он.
Тогда морским министром был назначен адмирал Авелан, и милые собеседники прозвали
Чехова Авеланом, а себя – его эскадрой.
В промежутках «эскадра» собиралась или в «Лувре» у Л. Б. Яворской, или же в
«Мадриде» у Т. Л. Щепкиной-Куперник, так что снова повторилась фраза, сказанная когда-
то Людовиком XIV:
– Нет больше Пиренеев!97
Я находился в глухой провинции98, далеко от всяких железных дорог, когда получил
однажды в январе от брата Антона письмо. Он уведомлял меня, что 12 января, в Татьянин
день, по случаю университетского праздника, большинство самых популярных
профессоров, артистов и представителей прессы предполагает собраться где-нибудь на