Вокруг Чехова. Том 1. Жизнь и судьба

Войдя в дворцовый парк, дядя остановился в ожидании, не удастся ли ему увидеть ту, на которую походила его возлюбленная. И вдруг — неожиданность: он увидел направлявшуюся к нему пару. Это шел Александр II под руку со своей женой, бывшей принцессой Максимилианой. Они приближались прямо к нему. Дядя опустился на колени. Думая, что это какой-нибудь проситель, Александр II нагнулся к нему и спросил:

— Что вам угодно?

— Мне ничего не нужно, государь, — ответил ему дядя. — Я счастлив только тем, что увидел ту, на которую похожа любимая мною девушка.

Максимилиана, вероятно, не поняла его слов, а Александр приподнял его, похлопал по плечу, и они пошли далее.

В этой сцене, конечно, много наивного, но в ту пору, в особенности на окраине, на далеком юге, она должна была произвести известное впечатление. Так, по крайней мере, писал романтик-дядя, может быть, в значительной степени и прикрасивший в письме историю встречи в дворцовом парке.

Вот почему, когда Митрофан Егорович вернулся потом на родину, то у Милечки не нашлось уже больше никаких возражений против выхода за него замуж. Они зажили вдвоем, состарились, и в их уютном, гостеприимном домике мы, племянники, всегда находили родственный прием; позднее, поселившись на севере, при каждом нашем наезде в Таганрог мы любили останавливаться у дяди Митрофана. В этом именно домике и схвачены Антоном Чеховым некоторые моменты, разработанные им впоследствии в таких рассказах, как, например, «У предводительши». Мне кажется, что дядя Митрофан пописывал и сам, потому что, когда мне было уже 25 лет, он затеял со мной переписку и целыми страницами присылал мне выдержки из описаний природы: «цветочков в монастырской ограде на монашеских могилках», «ручейков», игриво протекавших по «росистому лугу», и так далее. Все это были выдержки, в которых по слогу и по манере письма можно было легко догадаться, что он был их настоящим автором.

Как я упомянул, дядя Митрофан был церковным старостой, и по своему характеру и по должности он любил принимать у себя духовенство. Желанным гостем у него был всегда протоиерей Ф. П. Покровский. Это был своеобразный священник. Красавец собой, светский, любивший щегольнуть и своей ученостью, и своей нарядной рясой, он обладал превосходным сильным баритоном и готовил себя ранее в оперные певцы. Но та обстановка, в которой он жил, помешала развить его дарования, и ему пришлось ограничиться местом настоятеля Таганрогского собора. Но и здесь он держал себя как артист. Он эффектно служил и пел в алтаре так, что его голос покрывал собой пение хора и отдавался во всех закоулках обширного собора. Слушая его, действительно казалось, что находишься в опере. Он был законоучителем в местной гимназии. Нас тогда училось в ней пять братьев; я — в первом классе, брат Антон — в пятом. Никто из нас никогда не слышал от Покровского вопросов. Он вызывал, углублялся в газету, не слушал, что отвечал ему ученик, и ставил стереотипное «три». Свою нелюбовь к нашему отцу за его религиозный формализм он перенес на нас, его сыновей. Уже будучи взрослым, брат Антон рассказывал не раз, как Покровский в разговоре с нашей матерью, в присутствии его, Антона, высказал такое мнение:

— Из ваших детей, Евгения Яковлевна, не выйдет ровно ничего. Разве только из одного старшего, Александра.

Он любил давать своим ученикам насмешливые имена. Между прочим, это он, Покровский, первый назвал Антона Чехова «Антошей Чехонте», чем и воспользовался писатель для своего псевдонима…

Антон Чехов был уже известным писателем… Брат Антон вместе с петербургским адвокатом Коломниным, тоже окончившим курс в таганрогской гимназии, послал протоиерею Покровскому в подарок серебряный подстаканник.

Протоиерей… в умилении от подстаканника… будучи уже в преклонном возрасте, благодарил брата Антона и просил выслать ему свои сочинения.

«Поброунсекарствуйте старику», — писал он (Броун-Секар — изобретатель «омолаживающей» жидкости).

Антон Павлович распорядился о высылке ему «Пестрых рассказов», на заглавном листе которых стояло: «А. Чехонте».

Предсказание старика, таким образом, не сбылось. Из Антона все-таки вышел толк, но выдуманный Покровским псевдоним стал достоянием русской литературы.