Вокруг Чехова. Том 1. Жизнь и судьба

Между тем здоровье потребовало переезда брата в Ялту. Но и оттуда он писал мне: «Ялта скучна». И немудрено, потому что там ничто не напоминало Мелихова, разве только одни гости, число которых здесь увеличилось вдвое, если не втрое.

М. П. Чехов. Вокруг Чехова Встречи и впечатления

I

Наш дядя Митрофан Егорович. — Случай в дворцовом парке. — Протоиерей Покровский. — Отец Павел Егорович. — Деды и прадеды по отцовской и материнской линии. — Легенда дяди Митрофана о нашем «чешском» происхождении. — Бомбардировка Таганрога английской эскадрой. — Братья Александр (литератор А. Седой) и Николай (художник)

Одни считали нашего дядю Митрофана Егоровича чудаком, оригиналом и даже юродивым, другие относились к нему с уважением, а мой брат, писатель Антон Чехов, даже с нежной любовью. Человек этот посвятил всю свою жизнь общественным делам и, отдавшись им целиком, умер от истощения, ибо работал через меру. Правда, «общественные дела» 50–60 лет тому назад были совсем не похожи на теперешние; то, что делал дядя Митрофан, было прежде всего благотворительством. Он был гласным, и церковным старостой, и создателем Таганрогского благотворительного братства, имевшего целью помочь бедным. Его дом всегда был доступен для бедняков; в день его именин ворота этого дома были раскрыты настежь; среди двора были накрыты столы, уставленные пирогами и разными яствами, и каждый имел право войти и усесться за еду.

Это был богомольный человек, устраивавший у себя на дому целые молебствия, но в то же время любивший бывать в театре и смеявшийся до слез на веселых комедиях и водевилях вроде «Маменькою сынка» и «Беды от нежного сердца»¹. Он ходил всегда изысканно одетым и в цилиндре, его дом внешне представлял собой полную чашу. Его деятельность начиналась с рассветом и кончалась поздно вечером, и только один воскресный день он проводил в полном покое, весь целиком уходя в чтение книг и газет и в разговоры с детьми. Он обожал своих детей, говорил с ними на «вы» и ласкал их так, что нам, его племянникам, становилось завидно. Когда мы мальчиками и затевали какое-нибудь представление, в котором будущий писатель Антон Чехов, тогда еще гимназист, принимал деятельное участие, то дядя Митрофан всегда был нашим гостем и ценителем. Это был человек не без литературного дарования, и его письма, которые, уже взрослыми, мы получали от него, всегда по части слога и поэтических приемов были безукоризненны. В молодости он был большим романтиком, увлекался сочинениями А. Марлинского (Бестужева) и на всю жизнь усвоил его манеру выражаться. В нашей семье долго хранились его письма, переплетенные в целую книгу, которые он писал, еще будучи холостым, моим родителям, когда совершал путешествие по России, — и я твердо уверен, что литературное дарование дяди Митрофана в известной степени передалось от него и нам, и в особенности моим братьям Антону и Александру, которые сделались потом настоящими литераторами.

В жизни Митрофана Егоровича интересными страницами прошла история его любви и женитьбы. В канцелярии таганрогского градоначальника служил некто Евтушевский. У него была дочь Людмила, которую все звали Милечкой. Эта Милечка была поразительно похожа на дочь герцога Гессен-Дармштадтского Максимилиану, которая вышла потом замуж за тогдашнего наследника Александра Николаевича и приняла имя Марии Александровны. Увидев однажды в какой-то иллюстрации ее портрет, дядя Митрофан Егорович полюбил ее как женщину с первого же взгляда. Эту свою симпатию он перенес на Милечку и сделал ей предложение. Она отказала ему. Тогда, романтик до мозга костей, он исчез из города. О том, что он отправился путешествовать, узнали только из писем, которые стали получаться от него с дороги.

О трудностях тогдашнего путешествия можно судить уже по тому, что между Таганрогом и Харьковом, на пространстве целых 470 верст, в то время не было ни одного города, и по пути можно было встретить разве только одних чумаков. Ночевать приходилось часто под открытым небом, прямо среди безграничной степи. Тогда это были все «новые места», описанные Данилевским в его романе такого же заглавия, с раздольем, разбойниками и рассказами о таинственных приключениях, в которых была замешана нечистая сила. Железных дорог не существовало, и когда наш отец ехал в Харьков за товаром, то, отправляя его, служили молебен. Одна только Николаевская железная (ныне Октябрьская) дорога находилась еще в постройке и в описываемое мною время действовала только на головных участках, причем расстояние от Москвы до Твери (157 верст) поезд покрывал за полутора суток. И это считалось тогда верхом удобства и быстроты.

Письма дяди были полны глубокого интереса. Все в том же стиле Марлинского он описывал свою поездку в Москву и в Петербург и свои впечатления от путешествия по первой тогда железной дороге. Письмо же о посещении им Царского (ныне Детского) Села побило рекорд и сразу выявило всю тайную цель такого путешествия.