Вокруг Чехова

Однажды, еще в самые ранние годы нашего пребывания в Москве, брат Антон

вернулся откуда-то домой и сказал:

– Мама, завтра придет ко мне некто Гиляровский. Хорошо бы его чем-нибудь

угостить.

Приход Гиляровского пришелся как раз на воскресенье, и мать испекла пирог с

капустой и приготовила водочки. Явился Гиляровский. Это был тогда еще молодой

человек, среднего роста, необыкновенно могучий и коренастый, в высоких охотничьих

сапогах. Жизнерадостностью от него так и прыскало во все стороны. Он сразу же стал с

нами на «ты», предложил нам пощупать его железные мускулы на руках, свернул в

трубочку копейку, свертел винтом чайную ложку, дал всем понюхать табаку, показал

несколько изумительных фокусов на картах, рассказал много самых рискованных

анекдотов и, оставив по себе недурное впечатление, ушел. С тех пор он стал бывать у нас

и всякий раз вносил с собой какое-то особое оживление. Оказалось, что он писал стихи и,

кроме того, был репортером по отделу происшествий в «Русских ведомостях». Как

репортер он был исключителен.

Гиляровский был знаком решительно со всеми предержащими властями, все его

знали, и всех знал он; не было такого места, куда бы он не сунул своего носа, и он держал

себя запанибрата со всеми, начиная с графов и князей и кончая последним дворником и

городовым. Он всюду имел пропуск, бывал там, где не могли бывать другие, во всех

театрах был своим человеком, не платил за проезд по железной дороге и так далее. Он был

принят и в чопорном Английском клубе, и в самых отвратительных трущобах Хитрова

рынка. Когда воры украли у меня шубу, то я прежде всего обратился к нему, и он поводил

меня по таким местам, где могли жить {111} разве только одни душегубы и разбойники.

Художественному театру нужно было ставить горьковскую пьесу «На дне», – Гиляровский

знакомил его актеров со всеми «прелестями» этого дна. Не было такого анекдота, которого

бы он не знал, не было такого количества спиртных напитков, которого он не сумел бы

выпить, и в то же время это был всегда очень корректный и трезвый человек. Гиляровский

обладал громадной силой, которой любил хвастнуть. Он не боялся решительно никого и

ничего, обнимался с самыми лютыми цепными собаками, вытаскивал с корнем деревья, за

заднее колесо извозчичьей пролетки удерживал на всем бегу экипаж вместе с лошадью. В

саду «Эрмитаж», где была устроена для публики машина для измерения силы, он так

измерил свою силу, что всю машину выворотил с корнем из земли. Когда он задумывал

писать какую-нибудь стихотворную поэму, то у него фигурировали Волга-матушка,

ушкуйники, казацкая вольница, рваные ноздри...

В мае 1885 года я кончил курс гимназии и держал экзамен зрелости. Чтобы не терять

из-за меня времени, брат Антон, сестра и мать уехали на дачу в Бабкино, и во всей

квартире остался только я один. Каждый день, уже как будущий студент, я ходил со

Сретенки в Долгоруковский переулок обедать в студенческую столовую. За обед здесь

брали 28 копеек. Кормили скупо и скверно, и когда я возвращался домой пешком, то

хотелось пообедать снова.

В одно из таких возвращений, когда я переходил через Большую Дмитровку, меня

вдруг кто-то окликнул:

– Эй, Миша, куда идешь?

Это был В. А. Гиляровский. Он ехал на извозчике куда-то по своему репортерскому

делу. Я подбежал к нему и сказал, что иду домой.

– Садись, я тебя подвезу.

Я обрадовался и сел. {112}

Но, отъехав немного, Гиляровский вдруг вспомнил, что ему нужно в «Эрмитаж» к

Лентовскому, и, вместо того чтобы попасть к себе на Сретенку, я вдруг оказался на

Самотеке, в опереточном театре. Летние спектакли тогда начинались в пять часов вечера, а

шел уже именно шестой, и мы как раз попали к началу.

– Посиди здесь, – сказал мне Гиляровский, введя в театр, – я сейчас приду.

Поднялся занавес, пропел что-то непонятное хор, а Гиляровского все нет и нет. Я

глядел оперетку и волновался, так как ходить по «Эрмитажам» гимназистам не

полагалось. Вдруг ко мне подошел капельдинер и потребовал билет. Конечно, у меня его

не оказалось, и капельдинер взял меня за рукав и, как зайца, повел к выходу. Но, на мое

счастье, точно из-под земли вырос Гиляровский.

– В чем дело? Что такое?

– Да вот спрашивают с меня билет... – залепетал я.

– Билет?– обратился Гиляровский к капельдинеру. – Вот тебе, миленький, билет!

И, оторвав от газеты клочок, он протянул его вместо билета капельдинеру. Тот

ухмыльнулся и пропустил нас обоих на место.

Но Гиляровскому не сиделось.

– Пойдем, мне пора.

И мы вышли с ним из «Эрмитажа».

– Я, кажется, хотел подвезти тебя домой... – вспомнил Гиляровский. – Где же наш

извозчик?

Он стал оглядываться по сторонам. Наш извозчик оказался далеко на углу, так как

его отогнал от подъезда городовой. В ожидании нас он мирно дремал у себя на козлах,