Вокруг Чехова

порванный перлень (все спасательные средства ставятся в счет спасенному), и, таким

образом, эта тысяча рублей была разложена на всех подписавших протокол о спасении

французского судна, в том числе и на моего брата Антона. Третий случай – купание его в

Индийском океане. С кормы парохода был спущен конец. Антон Павлович бросился в воду

с носа на всем ходу судна и должен был ухватиться за этот конец. Когда он был уже в воде,

то собственными глазами увидел рыб-лоцманов и приближавшуюся к нему акулу

(«Гусев»). За все эти перипетии он был вознагражден потом на острове Цейлон, в этом

земном раю. Здесь он, под самыми тропиками, в пальмовом лесу, в чисто феерической,

сказочной обстановке, получил объяснение в любви от прекрасной индианки.

После грандиозного путешествия жизнь в Москве показалась Антону Павловичу

неинтересной, и он уже через несколько дней105 уехал в Петербург повидаться с

Сувориным. Затем оба они вместе уехали за границу. До этого он еще ни разу не бывал в

Западной Европе.

Антон Павлович побывал в Вене, но «голубоглазая Венеция» превзошла все его

ожидания. Он пришел от нее в детский восторг. Ее каналы, здания, плавание в гондолах,

площадь святого Марка и прекрасные вечера заставили его, побывавшего в земном раю на

Цейлоне, сознаться, что ничего «подобного Венеции он еще не ви-{232}дал. Хочется здесь

навеки остаться», – писал он брату Ивану. Из Ниццы он отправился в Монте-Карло, где

проиграл в рулетку 900 франков, но этот проигрыш он ставил себе в заслугу. Он получил

благодаря ему новое впечатление, вероятно, подобное тому, какое он испытывал в

Индийском океане, когда бросался на всем ходу с парохода в воду: это было его купанием.

Он писал мне по поводу проигрыша: «Я лично очень доволен собой». Побывав в Неаполе,

где он влезал на кратер Везувия, и в Париже, где вкусил всей его премудрости, Антон

Павлович повернул, наконец, обратно в Москву.

А тем временем подкрадывался уже май, когда необходимо было подумать о даче,

так как нельзя же было прожить все лето в Москве.

И вот мне было поручено найти дачу под Алексином – «во что бы то ни стало». Мои

поиски помещения в чьей-нибудь усадьбе оказались безрезультатными, а время не ждало,

и я снял одну из тех жалких ковригинских дач у железнодорожного моста на берегу Оки, о

которых писал выше.

3 мая, всего только на другой день по возвращении своем из-за границы, Антон

Павлович уже был в Алексине. Конечно, моя дача ему не понравилась, так как при ней не

было даже забора, а стояла она одиноко у опушки леса, было вообще неуютно и невесело,

и, к тому же, с первого дня задул такой ветер, что не хотелось выходить на воздух.

Поселившись под Алексином, мы тотчас же выписали «прекрасную Лику». Она

приехала к нам на пароходе через Серпухов вместе с Левитаном, и, откровенно говоря,

нам негде было их обоих положить. Начались смех, неистощимые остроты Антона

Павловича, влюбленные вздохи Левитана, который любил поманерничать перед дамами.

Вообще у нас на берегу Оки сразу как-то повеселело. {233}

Богимово. Усадьба Е. Д. Былим-Колосовского. В этом доме

А. П. Чехов написал повесть «Дуэль».

Рисунок С. М. Чехова, 1957.

Гос. музей-заповедник А. П. Чехова в Мелихове.

Вместе с Ликой и Левитаном ехал на пароходе, тоже до Алексина, молодой человек в

поддевке и в больших сапогах, оказавшийся местным помещиком, некто Е. Д. Былим-

Колосовский. Они познакомились. Узнав от Лики, что она едет к Чеховым, которые

поселились на даче у железнодорожного моста, Былим-Колосовский принял это к

сведению, потому что не прошло и двух дней, как он уже прислал за нами две тройки,

приглашая нас к себе. Это было ново для нас, и мы поехали. Путешествие было довольно

интересное и загадочное, {234} так как этого Былим-Колосовского мы, Чеховы, не видали

в глаза. Проехав 10–12 верст, мы увидели себя в великолепной запущенной барской

усадьбе Богимово, с громадным каменным домом, с липовыми аллеями, уютной рекой,

прудами, водяной мельницей и прочим. Комнаты в доме были так велики, что эхо

повторяло слова. В гостиной были колонны, в зале – хоры для музыкантов. Кончилось

дело тем, что, побывав в Богимове, Антон Павлович так пленился им, что решил

переселиться туда.

Неделю спустя он уже писал той же Лике, которая уже успела возвратиться обратно в

Москву: «Золотая, перламутровая и фильдекосовая Лика... мы оставляем эту дачу и

переносим нашу резиденцию в верхний этаж дома Б.-Колосовского, того самого, который

напоил вас молоком и при этом забыл угостить вас ягодами», а на следующий день после

этого письма отправил к А. С. Суворину следующие строки: «Ликуй ныне и веселися,

Сионе... Я познакомился с неким помещиком Колосовским и нанял в его заброшенной,

поэтической усадьбе верхний этаж большого каменного дома. Что за прелесть, если бы Вы