Вокруг и около

Причем «кино-Москва» шире своего двухзального двойника не только по содержанию, но и территориально. Потому как это и гостиница «Ереван», и ЦДФК (нынешний Госкомспорт) с театром Станиславского под боком, и кондитерский магазин «Белочка» с вкуснейшими конфетами вразвес, а напротив – занюханное кафе «Араке» с кислым вином в мутных бутылях. Все это в наборе с ежедневно выдвигавшимся на свои позиции озорующим молодняком входило в понятие «кино-Москва». Особый район Еревана. Альтернативный кино-Айреник или, скажем, Сасунци Давид – где только чистое кино, самое массовое из искусств. Чего им не хватало, чтоб стать вровень с «кино-Москва»? Самой малости – шарма, образующегося от правильно одетых и уверенных в себе людей в больших количествах и в лучшем месте столицы.

Здесь назначали встречи, обменивались новостями и подзатыльниками, засматривались на горделивых красавиц: «Замрите, ангелы, я иду!», лузгали семечки, курили «Казбек» или «Приму», обсуждали игру «Арарата», который был тогда никакой не «Арарат, а «Спартак». Позже эту говорливую публику перевели сотрясать воздух в «Комайги», а на прежнем месте установили стенд с фотографиями именитых спортсменов: гимнастов Гранта Шагиняна, Альберта Азаряна, пятиборца Игоря Новикова, боксера Владимира Енгибаряна, мастеров спорта помоложе – пловцов Левона Меряна, Ваника Пилояна.

«Дома художника» не было и в помине – один огороженный забором пустырь. Зато была гостиница «Ереван», средней руки интуристовское пристанище, большей частью полупустое. Видимое глазу движение наблюдалось разве что в вестибюле, где в закутке под лестницей помещался газетный киоск. Купить можно было итальянскую «Униту», польский «Экран», немецкий «Ойленшпигель» и еще кое-что «оттуда». Газетами заведовала броская брюнетка, так или иначе способствовавшая проникновению западных ценностей в Армению. Девушку курировал Спартак Бзнуни, крутой ереванский парень с импульсивной психикой, и это заметно сокращало беседы с блондинкой на отвлеченные темы. Например, о росте безработицы в Италии в интерпретации коммунистической «Униты».

Еще одна достопримечательность гостиницы – ресторан с прилегающей к нему летней верандой. Здесь, если по-сегодняшнему, собиралась центральная ереванская тусовка, смесь из в меру поддающих интеллигентов, авторитетов в законе и переживающих процесс становления цеховиков. Несовместимость разнородной публики сглаживала любовь к кофе, дозированная идеологическая фронда и задушевные беседы о вечном. Умные разговоры велись под руководством Левона Нерсесяна, интеллектуальное превосходство которого признавалось всеми. В результате получался клуб людей с разными интересами, подтверждающий, что противоположности сходятся не только в философии.

Был еще русский театр, в котором играли мало кому известные сегодня Фролов, Ген, Грикуров, Егорова и известный всем Армен Джигарханян. Спектакли чаще всего выходили в постановке Роланды Харазян и Офелии Аветисян, главреж Александр Григорян пришел позже, хотя кажется, что был всегда. Народ в театр шел дружно, однако самым многолюдным местом был, конечно, кинотеатр «Москва».

В кино шли как в театр: дамы в вечерних платьях под беличьими шубами, когда дело было зимой, мужчины, благоухая «Шипром» и большей частью в шляпах, если старше тридцати. Но прежде чем войти в зал и сесть в обшарпанное кресло из многослойной фанеры, надо было купить билет, а это отдельная песня.

Билетные кассы по оба крыла здания были устроены таким подлым образом, чтоб, склонив голову, втолкнуть в зарешеченную дыру деньги, схватить билеты и быть тотчас выброшенным из очереди вон. Изрядно помятым, зато счастливым.

Правда, у входа в кинотеатр было другое окошечко с мобилизующей табличкой «Администратор». Здесь, согласно исполненному типографским способом тексту, обилечивались Герои Советского Союза, Социалистического Труда, кавалеры орденов «Славы» и депутаты Верховного Совета. Администратором служил рыжий человек по имени Яша. Яша возникал в оконце минут за пятнадцать до начала сеанса, выдавал билеты кому надо (а еще тем, кто совал ему в руки записки или называл правильные имена) и растворялся в пространстве.

В дни показа всенародно обожаемых «Тарзана» с Джоном Вайсмюллером, «Бродяги» с Раджем Капуром, «Утраченных грез» с Сильваной Пампанини, чуть позже «Колдуньи» с Мариной Влади и других – пространство заполнялось до краев. Перед началом вечерних сеансов в фойе на втором этаже оркестр играл танцевальную музыку, по затертому мастикой паркету скользили пары, нетанцующие обсуждали достоинства и недостатки танцующих, с нижнего этажа, дожевывая бутерброды, подтягивались остальные. Раздавался звонок, один, второй, и зрители входили в зал. Войти было трудно. По неистребимой советской традиции из двух дверных створок открывалась только одна, но и это не могло испортить удовольствия. Гас свет (когда-то выключали вручную – разом, затем благодаря установке реостата освещение зала стали убирать постепенно), и вот, потрескивая и нервно мерцая, оживал экран, но это был еще не фильм, а только журнал.