Вокруг пальца

— Ничего не знаю. Шеф сказал «надо перевод», значит, надо перевод, — пробурчал водитель.

В висках у меня затикало. Особенно когда Руслан припарковал машину на повороте возле пруда, с обратной стороны от моего дома. В свете фар я увидела Джека. Он стоял у камышей, засунув руки в карманы, непривычно одетый не в костюм и туфли, а в джемпер, джинсы и кроссовки, и смотрел на тёмную поверхность воды.

Сердце моё застучало, как сумасшедшее: зачем он здесь? Кому переводить — лягушкам? Или алкоголикам на той стороне, обычно распивающим спиртные напитки под невесть откуда тут взявшимися оливами.

— Иди уже, — буркнул Руслан.

И я пошла. С асфальтовой дорожки в траву, путаясь каблуками в спорыше, одуванчиках и вьюнках, а мыслями — в диком волнении. Что он опять придумал?! В полутора метрах от него я всё-таки запуталась в сорняках окончательно и полетела носом вперёд. Услышав шум, Джек резко развернулся и поймал меня, оградив мою физиономию от фееричной встречи с кустиком подорожника. Поставил на ноги.

— Что, балерина, без меня и шагу ступить не можешь? — усмехнулся он.

Я вспыхнула.

— Кажется, наоборот. Попробуйте сами прогуляться тут в каблуках по десять сантиметров.

— О, к счастью, шпилек моего размера не существует, — снова хмыкнул он. — Это твоя карма.

— Зачем вы меня вызвали? — нахмурилась я, отчаянно пытаясь скрыть наэлектризованное напряжение от того, что стою рядом с ним.

Подумала, что если так будет теперь постоянно, работать вместе мы не сможем. Я уж точно.

Джек посмотрел на меня пристально.

— Ты мой личный ассистент, ключевое слово «личный», — он подчеркнул интонацией. — Это предполагает работу на доверии. А ты мне наврала.

Я разозлилась.

— Как интересно вы ищете повод для увольнения! — фыркнула я. — Даже любопытно, какой ещё сюжетец вы придумали?

Джек опять засунул руки в карманы, склонил чуть набок голову.

— Ты мне рассказала, что живёшь с сестрой, старше тебя на два года, и матерью пятидесяти лет. То есть ещё совсем не старой. А сегодня, когда орала, забылась и ляпнула, что кормишь семью. Какую семью? У тебя ребенок, что ли, есть? Я ознакомился с твоим личным делом, там ты тоже этот факт утаила. Ну, что на это скажешь?

Ого, он читал моё личное дело! Неожиданно! Кто ему переводил? А, чёрт, оно же на двух языках… Я усмехнулась и нагло сложила руки на груди.

— Ах это! Вынуждена разочаровать: обвинить меня во лжи не удастся! Я живу с мамой и сестрой, и да, я их содержу.

— С какого перепуга?

И тут я растерялась — рассказывать всё, как есть, было не то чтобы стыдно, это было аналогично взрыву бомбы, после которого пропасть между нами станет непреодолимой. В памяти всплыл и страстно влюблённый в меня Лёшка, который поник и быстро сошёл на «нет» после знакомства с моими. И владелец чёрного пояса по каратэ Антон, который был готов жениться через неделю после знакомства, но сразу сказал: «Или я, или они». Художник Николя растворился, когда я попросила его отвезти в больницу к маме — в психиатрическую лечебницу за город не так-то просто добраться на рейсовых автобусах. А откровения о проблеме сестры в глазах многих ставили печать неприкасаемой и на мне. Уже проверяла, знаю.

Джек ждал ответа, смотрел испытующе, как прокуратор на допросе. Лягушки исступлённо квакали в ночи, ветер гнул камыш, шелестели ветвями ивы над водой, плёскали краснопёрки; с того берега пруда доносилось нестройное «По Дону гуляет». Я кусала губы и молчала.

Я просто не могла сказать правду! Не ему!

— Так, — мрачно бросил шеф. — По ходу парня у тебя нет, потому что есть гражданский муж и семеро детей. — Схватил меня за руку и потянул к дому. — Пошли знакомиться.

— Нет! — Я попыталась вырвать свою кисть, но он держал, как в тисках.

— Ненавижу, когда мне врут! Вся ваша женская порода такая! Но меня ты не обведёшь вокруг пальца! — Джек сверкнул глазами и прорычал: — Идём! Твоё дело переводить, вот и переводи.

Он дотянул меня, упирающуюся, до угла нашей девятиэтажки. Покачивающаяся во хмелю сухопарая мужская фигура на дорожке приостановилась.

— Сашка, ты? — послышался голос Серёжки Чернопанова, с которым мы в детстве в казака-разбойника играли и в партизан. — Дать в рожу этому хмырю?

— Что он говорит?! — рыкнул Джек и остановился.

Я тоже.

— Хочет вам врезать по лицу. Подраться не желаете? — сердито ответила я, но крикнула товарищу детства по-русски: — Нет, не надо. Спасибо, разберусь.

Серёжка не ушёл, а так и остался стоять, покачиваясь, с бутылкой пива в руке.

— Что ты сказала ему?! — нахмурился, как грозовая туча, Джек. — Кто это? Он? Твой?

Вот тут меня разобрало зло. Он вообще в своём уме?! Серёжка хороший, но к своим двадцати шести давно спился. И это было очевидно: по изменившемуся припухшему лицу, по грязной футболке и отвисшим на коленях спортивным штанам.

То есть Джек считает, что я буду жить вот с таким человеком?! Прекрасного он обо мне мнения… Значит, больше пугать нечем.

Я вырвала руку и мотнула головой.

— Идёмте.