Из ее показаний и свидетельств других жителей Торковичей явствовало, что Василий Долин до войны, будучи плотником местного стеклозавода, часто пьянствовал, дебоширил. Без него не обходилась ни одна деревенская драка. В 1940 году его призвали в армию, он попал во флот, служил в Кронштадте. Последнее письмо мать получила от него в августе 1941 года. Вскоре после этого Василий попал в плен (или сдался врагу – обстоятельства так и не удалось прояснить) в районе Ораниенбаума, потом был отпущен немцами и в декабре 1941 года явился домой. Мать предлагала ему уйти в партизаны, но сын отказался: «Не лезь, не твое дело». Устроился в комендатуру на хозяйственную работу, потом немцы присмотрели его и взяли в отряд…
Из мызы Васильковичи карательный отряд бежал в конце января 1944 года, уходя от наступающей Красной армии. Перед бегством сжигались документы – во дворе мызы горел огромный костер. Каратели перебазировались в деревню Малая Пачковка Печорского района Псковской области, и здесь продолжился их кровавый след. Там и была сделана роковая для них общая фотография, по которой чекисты потом определяли участников тех злодеяний. В августе 1944 года Долин в составе отряда СД находился в Риге, с ноября 1944 года, будучи в Югославии, принимал участие в карательных операциях против партизан. Весной 1945 года обучался в германской разведшколе в Карлсбаде…
Открытый судебный процесс продолжался в Луге две недели. В своем последнем слове Василий Долин ссылался на молодость и неопытность в те суровые годы, говорил о безвыходности своего положения в то время, уверял, что был рядовым исполнителем злой воли своих руководителей, отрицал личное участие в казнях и расправах, обещал искупить свою вину. 26 февраля 1966 года суд огласил вердикт: Василия Долина приговорили к высшей мере наказания – расстрелу. Присутствующие в зале суда встретили приговор дружными аплодисментами и возгласами «Правильно!».
30 августа 1966 года в «Ленинградской правде» появилась коротенькая заметка под лаконичным заголовком: «Приговор приведен в исполнение». В ней говорилось: «Военная коллегия Верховного суда СССР оставила приговор В. Долину в силе, а Президиум Верховного Совета СССР отклонил ходатайство о помиловании ввиду особой тяжести и опасности совершенных Долиным преступлений. 29 августа приговор приведен в исполнение»…
Местные власти заверяли, что там, где приняли геройскую смерть советские патриоты, будет мемориал. Но прошло время, пришли новые власти, и об обещаниях забыли. Только цыгане продолжали поминать своих соплеменников. Каждую весну они огораживали жердями место расстрела, потом эта традиция прервалась, оградка обветшала, развалилась. В последние годы кто-то из состоятельных цыган на свои средства поставил здесь металлическую ограду. Чтобы пройти к бывшей мызе, от шоссе положили через канаву три шпалы. Вот и вся память. И сегодня на месте расстрельных силосных ям растет уродливый борщевик…
И все-таки есть в этих краях люди, которые помнят об оредежских «молодогвардейцах». Уголок, посвященный им, есть в местной школе. Имена девушек выбиты на скромной табличке на братской могиле бойцов, погибших в 1944 году при освобождении Оредежа. Но там не указаны ни даты их жизни, ни кто они, ни когда и за что погибли!
«Как же это так – до сего времени здесь, на том месте, где казнили сотни патриотов, нет никакого памятника и даже скромных надгробий», – сокрушается Ким Васильевич Голубков.
Много лет он стучится в местные, районные и областные инстанции:
«Чиновники разводят руками: юбилеи прошли, денег нет. Неужели им не стыдно так отвечать? Неужели память о тех, кто погиб за Родину, должна зависеть от юбилея?!».
Ванюшка из Кирково
Когда в бывших союзных республиках что-то недоброе творится с мемориалами, воздвигнутыми в память о Великой Отечественной войне, мы всегда слышим много слов возмущения и негодования с самых высоких трибун. Но когда то же самое происходит на нашей земле, те же трибуны пустуют, а борцы за уязвленную национальную гордость молчат. А все потому, что печальная судьба многих наших памятников – вовсе не происки врагов, внешних или внутренних. Дело-то просто в забвении и равнодушии к своему собственному прошлому.
Именно такая участь постигла единственный в своем роде мемориал в деревне Кирково Тосненского района, увековечивший ее печальную судьбу во время войны. Как в капле воды, в ней отразилась трагедия многих российских деревень. Открытие мемориала в конце 1980-х годов явилось событием большого значения: об этом писали в газетах, а авторский коллектив наградили премией ленинградской комсомольской организации.
…Эта история началась в середине 1970-х годов с маленькой старой фотографии военных лет, которая оказалась у Галины Александровны Озол – преподавательницы ленинградской школы № 171 на улице Маяковского. На фотографии был изображен измученный босоногий мальчик. Кто он? После длительных поисков ребятам из 171-й школы открылась трагическая летопись деревни Кирково – история расстрелянного детства.