Вокруг света

Фотограф бегло осмотрел мой наряд. В общем, моя одежда была похожа на полевую форму. Хотя наверняка казалась странной.

– Они пытались вас убить?

– Да, – ответил я, вспомнив бешеные глаза рыжего. – Меня приняли за японского шпиона.

– Мерзавцы! Они за все ответят сполна.

– А для этого и надобно рулить в город, – сердито заметил шофер.

– Но там люди в опасности, – возразил фотограф. – Мы должны что-то предпринять.

– Весь народ в таком положении, вся страна, – проворчал шофер. – Не митингуйте, Вольдемар. Хватит валять дурака.

– Действительно! – бросил фотограф и сошел на землю.

Мы обернулись и смотрели, как он уходит вверх по дороге.

– Курите? – предложил шофер, вынимая коробку папирос.

Я отказался. Шофер чиркнул спичкой. Запахло горьковато-сладким дымком. Мне было неуютно здесь. Но, в отличие от фотографа, мои шансы были невелики. Если меня и не грохнут сразу, то свяжут и будут держать до приезда полицейских или казаков. Как улику. Хотя я не имею никакого отношения к князю. И что я смогу ответить? Пожалуй, действительно упекут как шпиона. В лучшем случае. А то ведь и сразу могут расстрелять.

«Еще идет война?» – чуть было не спросил у шофера, но вовремя спохватился. Конечно идет.

Но и судьба владельцев усадьбы меня тоже волновала.

В общем, я жалел, что сразу не пошел с фотографом. И что вообще оказался здесь и сейчас!

– Это у него кровь заговорила, – сказал шофер.

– В каком смысле?

Шофер сделал пренебрежительный жест:

– Дворянчик. – Он затянулся и выпустил дым сквозь зубы, пшеничные усы. – Например, я простого происхождения и звания. Мой отец железнодорожный мастер. Мать работает на фабрике. А уже дед с бабой – деревенские, совсем черные людишки. И я их могу понять. А он – нет. Белая кость, синяя кровь. – Шофер ухмыльнулся и покосился на меня.

Упреждая его расспросы о моем происхождении, я спросил о князе.

– Любасов-то? Ну, положим, князь, богатенький. В городе у них дом. Пристань на Днепре и пароходик. Я его возил по городу, из Дворянского собрания к губернатору, с вокзала в театр. Они дружны с моим хозяином. Хозяин меня и загнал в эту историю!

– Не боишься, что он будет недоволен? – спросил я, тоже переходя на «ты».

Серж смахнул табачинку с уса:

– Не до жиру, как говорится! Лучше быть уволенным со службы, чем вообще. Хотя автомобиль я люблю. А их в нашем городе по пальцам пересчитать можно. И гнать меня в эту глушь?.. Но Герман, хозяин мой, Герман Александрович, решил с шиком доставить фотографа. Да и заодно забрать потом ихнего племянника Коленьку, гимназиста. Это еще лето было засушливое и осень сухая. А так бы мы на съезде с шоссе где-нибудь и застряли. Ишь, захотелось князю фотографических картин имения!.. Вот тебе и картина. Но как бы они и сюда не нагрянули. Нет ли где отворота? Чтобы не торчать тут на дороге. Проедем вперед.

– Лучше остаться здесь, – возразил я.

– Я отвечаю за авто головой, – откликнулся Серж, заводя мотор.

Медленно мы поехали по дороге и вскоре действительно нашли отворот. Земля здесь была сухая, песчаная. Всюду росли невысокие сосны. Среди сосен мы и остановились. Я сказал, что фотограф может нас и не найти, вернувшись. Серж ответил, что неизвестно еще, вернется ли он вообще. Народ обозлен. С войной пришел голод. И так-то крестьяне на этой глине скорее выживали, чем жили. А с войной пашня запустела: некому стало пахать, боронить. Мужиков угнали на фронт. Лошадей тоже. И еще живность пошерстили: свиней, овец, коров. Надо же в окопах и что-то жрать.

– Ты думаешь, меня от армии хозяин спас? – вдруг спросил Серж.

– Нет, – ответил я, хотя именно так и подумал.

– У меня язва, – сказал Серж и ткнул себя пальцем в живот.

– Тогда надо прекращать курить, – заметил я.

– Доктор Михайлов говорит то же, – бросил Серж и снова вынул папиросу, постучал бумажным мундштуком о коробку, вытрясая табачинки, сплющил его, сунул в рот и прикурил.

Треск спички как-то странно на меня подействовал. Он мне показался каким-то чудовищным, прорывающим тонкую ткань бытия. Еще секунда – и я вывалюсь куда-то… в Восточный Туркестан!

Но ничего такого не произошло. Небо оставалось сумрачным, сизым. Зеленели сосенки. Я не мог спокойно сидеть здесь и чего-то ждать. Надо было действовать.

Я сказал, что, пожалуй, пройду по дороге навстречу фотографу.

Серж махнул рукой:

– Вуаля! Валяй.

Пока я шел по дороге, начался дождь. Я подумал о вещах в красной роще, о заварке из Фуцзяни, сухарях и конфетах, консервах. Собственно говоря, почему я должен во всем этом участвовать? Если это не мое время? Почему я должен мокнуть под сирым осенним дождиком в этих лозинах?

Ну, дождик идет в любые времена. И веет ветер. Плывут облака. Для них нет границ во времени-пространстве. Еще для звезд и снега, для реки и солнца. Природа вне истории, наверное, в этом-то ее притягательная сила. Лес как убежище от человеческого, слишком человеческого. «Тропинка / Давно зарастает травою: / Не жду, / Чтоб копыта коней простучали». Это не Тао Юаньмин, а другой пиит, Ду Фу. Стихотворение называется «Боясь людей».

А здесь и сейчас они особенно опасны.